Мальва   ::   Горький Максим

- Чертовка! - негромко выругался Василий и сплюнул. Ему очень хотелось знать, кто это едет там; свертывая папиросу, он упорно смотрел в затылок и спину гребца. Звучный плеск воды под ударами весел раздается в воздухе, песок скрипит под босыми ногами караульщика.

- Это кто с тобой? - крикнул он, когда различил знакомую ему улыбку на красивом лице Мальвы.

- А вот погоди, узнаешь! - со смехом отозвалась она.

Гребец обернулся лицом к берегу и, тоже смеясь, взглянул на Василия.

Караульщик нахмурил брови, вспоминая, - кто этот как будто знакомый ему парень?

- Ударь сильней! - скомандовала Мальва.

Лодка с размаху почти до половины всползла на песок вместе с волной и, покачнувшись набок, стала, а волна скатилась назад, в море. Гребец выскочил на берег и сказал:

- Здравствуй, отец!

- Яков! - подавленно воскликнул Василий, более изумленный, чем обрадованный.

Они обнялись и поцеловались по три раза в губы и щеки; на лице Василия удивление смешалось с радостью и смущением.

- То-то я смотрю... и что-то тово оно, - сердце зудит... Ах, ты, - как это ты? На-ко! А я смотрю - Сережка? Нет, вижу, не Сережка! Ан - это ты!

Василий одной рукой гладил бороду, а другой махал в воздухе. Ему хотелось взглянуть на Мальву, но в его лицо уставились улыбавшиеся глаза сына, и ему было неловко от их блеска. Чувство довольства собой за то, что у него такой здоровый, красивый сын, боролось в нем с чувством смущения от присутствия любовницы. Он переступал с ноги на ногу, стоя перед Яковом, и один за другим кидал ему вопросы, не дожидаясь ответа на них. В голове у него все как-то спуталось, и особенно нехорошо стало ему, когда раздались насмешливые слова Мальвы:

- Да ты не юли уж... с радости-то! Веди его в шалаш да угощай...

Он обернулся к ней. На губах ее играла усмешка, незнакомая ему, и вся она - круглая, мягкая и свежая, как всегда, в то же время была какая-то новая, чужая. Она переводила свои зеленоватые глаза с отца на сына и грызла арбузные семечки белыми, мелкими зубами. Яков тоже с улыбкой рассматривал их, и несколько неприятных Василию секунд все трое молчали.

- Я сейчас! - вдруг заторопился Василий, двигась к шалашу. - Вы уходите от солнца-то, а я наберу воды, пойду... уху будем варить! Я тебя, Яков, та-акой ухой накормлю! Вы тут тово... располагайтесь, я сию минуту...

Он схватил с земли у шалаша котелок, быстро пошел куда-то в невода и скрылся в серой массе их складок.

Мальва и его сын тоже пошли к шалашу.

- Ну вот, молодец хороший, я доставила тебя к отцу, - говорила Мальва, искоса оглядывая коренастую фигуру Якова.

Он повернул к ней свое лицо в кудрявой темно-русой бороде и, блеснув глазами, сказал:

- Да, приехали... А хорошо тут, - море-то какое!

- Широкое море... Ну, что же, - сильно постарел отец?

- Нет, ничего. Я думал - он седее, а у него еще мало седины-то... И крепкий...

- Сколько, говоришь, время вы не видались?

- Годов пять, чай... Как уходил он из деревни - мне в ту пору семнадцатый шел...

Они вошли в шалаш, где было душно, а от рогож пахло соленой рыбой, и сели там: Яков - на толстый обрубок дерева, Мальва - на кучу кулей. Между ними стояла перерезанная поперек бочка, дно ее служило столом. Усевшись, они молча, пристально посмотрели друг на друга.

- Стало быть, здесь работать хочешь? - спросила Мальва.

- Да вот... не знаю... Коли найдется что - буду.

- У нас найдется! - уверенно пообещала Мальва, ощупывая его своими зелеными, загадочно прищуренными глазами.

Он не смотрел на нее, вытирая рукавом рубахи потное лицо.

Вдруг она засмеялась.

- Мать-то, чай, отцу наказы да поклоны с тобой прислала?

Яков взглянул на нее, нахмурился и кратко сказал:

- Известно... А что?

- Ничего!

Смех ее не нравился Якову, - он точно поддразнивал его. Парень отвернулся от этой женщины и вспомнил наказы матери.