Маленькая жизнь   ::   Гроссман Василий

---------------------------------------------

Гроссман Василий

Маленькая жизнь



Василий Семенович Гроссман

Маленькая жизнь

Уже в двадцатых числах апреля Москва начинает готовиться к празднику. Карнизы домов и железные заборики на бульварах заново красятся, и матери всплескивают руками, глядя вечером на сыновьи штанишки и пальто. На площадях плотники, посмеиваясь, пилят пахнущие смолой н лесной сыростью доски. Агенты по снабжению везут в директорских легковых машинах кипы красной материи. В учреждениях посетителям говорят: - Давайте уже после праздника. Лев Сергеевич Орлов стоил на углу со своим сослуживцем Тимофеевым. Тимофеев говорил: - Вы совершеннейшая баба, Лев Сергеевич, пошли бы в пивную, ресторанчик... наконец, просто пошляемся по улицам, посмотрим народ. Подумаешь, жена волнуется. Право же, вы баба, совершеннейшая баба. Но Орлов простился с Тимофеевым. Он от природы был грустным человеком и говорил о себе: - Я устроен таким образом, что мне дано видеть трагическое, скрытое под розовыми лепестками. И во всем Орлов видел трагическое. Вот и сейчас проталкиваясь среди прохожих, он размышлял, как тяжело в такие веселые дни лежать в больнице, как мрачно пройдут они для фармацевтов, вагонных проводников и машинистов, чьи дежурства выпадут на день Первого мая. Придя домой, он рассказал жене о своих мыслях, и, хотя она принялась смеяться над ним, Орлов все качал головой и никак не мог успокоиться. Он до ночи громко вздыхал, размышляя об этом предмете, и жена сердито сказала: - Лева, чем жалеть фармацевтов, ты бы меня лучше пожалел и не мешал спать, мне ведь завтра к восьми часам нужно быть на работе. И действительно, она ушла на работу, когда Лев Сергеевич еще спал. Утром на службе он бывал в хорошем настроении, но обычно к двум часам дня его охватывала тоска по жене, он начинал нервничать и поглядывать на часы. Сослуживцы знали нрав Орлова и посмеивались над ним. - Лев Сергеевич уже на часы смотрит, - говорил кто-нибудь, и все смеялись, а старший счетовод, престарелая Агнесса Петровна, со вздохом произносила: - Счастливейшая в Москве женщина эта жена Орлова. И сегодня к концу рабочего дня он занервничал, недоуменно пожимая плечами, глядел на минутную стрелку часов. - Лев Сергеевич, вас к телефону, - позвали из соседней комнаты. Звонила жена. Она сказала, что ей придется перепечатать доклад управляющего и поэтому она задержится на час или полтора. - Вот так-так, - огорченно сказал Орлов и повесил трубку. Домой он возвращался не спеша. Город гудел, и дома, улицы, мостовые казались особенными, непохожими на самих себя. И это неуловимое, рожденное общностью, было во многом, даже в том, как милиционер волок пьяного, - точно по улицам сплошь ходили племянники и двоюродные братья. Вот сегодня, пожалуй, он бы пошлялся с Тимофеевым. Очень тяжело приходить домой первому. Комната кажется пустой, неуютной, в голову лезут беспокойные мысли - вдруг с женой что-нибудь случилось - вывихнула ногу, неловко прыгнула с трамвая. Орлов начинал представлять себе, как лобастый троллейбус сшиб Веру Игнатьевну, как толпятся вокруг ее тела люди, с зловещим воем мчится карета "скорой помощи"... Ужас охватывал его, ему хотелось звонить по телефону к знакомым, родным, бежать к Склифосовскому, в милицию. Каждый раз, когда жена опаздывала на десять - пятнадцать минут, происходили с ним такие волнения. Сколько народу на улицах! Почему они без дела сидят на скамейках, шляются по бульвару, останавливаются перед каждой расцвеченной лампочками витриной? Но вот он подошел к своему дому, и сердце радостно вздрогнуло: форточка открыта, - значит, жена уже вернулась. Он несколько раз поцеловал Веру Игнатьевну, заглянул ей в глаза, погладил ее по волосам.