Меблированные комнаты миссис Лиррипер   ::   Диккенс Чарльз

Потом он начал смотреть на огонь, потом засмеялся, как бы совещаясь с ним, потом сложил руки на коленях моего высокочтимого друга и, обратив к ней свое ясное лицо, сказал:

— Хотите послушать сказку про одного мальчика, бабушка?

— Еще бы! — ответила мой высокочтимый друг.

— А вы, крестный?

— Еще бы! — ответил и я.

— Ладно! — сказал Джемми. — Так я расскажу вам эту сказку.

Тут наш бесспорно замечательный мальчик обхватил себя руками и снова рассмеялся мелодичным смехом при мысли о том, что он выступит в новой роли. Потом он снова как бы посовещался о чем-то с огнем и начал:

— Когда-то, давным-давно, когда свиньи пили вино, а мартышки жевали кашу, — не в мое время и не в ваше, но это дело не наше…

— Что с ним?! — воскликнула мой высокочтимый друг. — Что у него с головой?

— Это стихи, бабушка! — сказал Джемми, хохоча от души. — Мы в школе всегда так начинаем рассказывать сказки.

— Он меня до смерти напугал, майор! — воскликнула мой высокочтимый друг, обмахиваясь тарелкой. — Я уж подумала было, что он не в своем уме!

— В то замечательное время, бабушка и крестный, жил-был один мальчик — не я, заметьте себе!

— Конечно, не ты! — говорит мой уважаемый друг. — Не он, майор, понимаете?

— Да, да, — говорю я.

— И он уехал в школу, в Ратлендшир…

— Почему не в Линкольншир? — спрашивает мой уважаемый друг.

— Почему не в Линкольншир, милая моя старенькая бабушка? Потому что в Линкольнширскую школу уехал я, вот почему!

— Ах да, верно! — говорит мой уважаемый друг. — А ведь это не про Джемми, вы понимаете, майор?

— Да, да, — говорю я.

— Ладно! — продолжает наш мальчик, уютно обхватив себя руками, весело рассмеявшись (и опять словно совещаясь с огнем), а потом снова подняв глаза на миссис Лиррипер. — И вот он по уши влюбился в дочь своего учителя, а она была до того красива, что другой такой никто и не видывал: глаза у нее были карие, а волосы каштановые и прелестно вились; голос у нее был очаровательный, и вся она была очаровательная, и звали ее Серафина.

— Как зовут дочь твоего учителя, Джемми? — спросила мой уважаемый друг.

— Полли! — ответил Джемми, грозя ей пальцем. — Ага! Вот я вас и поймал! Ха-ха-ха!

Тут они с моим уважаемым другом посмеялись и обнялись, а потом наш общепризнанно замечательный мальчик продолжал с огромным удовольствием:

— Ладно! И вот он в нее влюбился. И вот он думал о ней, и мечтал о ней, и дарил ей апельсины и орехи, и дарил бы ей жемчуга и брильянты, если бы мог купить их на свои карманные деньги, но он не мог. И вот ее отец… Ах, он был настоящий варвар! Придирался к мальчикам, каждый месяц устраивал экзамены, читал нравоучения на любые темы в любое время и знал все на свете по книгам. И вот этот мальчик…

— А его как-нибудь звали? — спросила мой уважаемый друг.

— Нет, его никак не звали, бабушка. Ха-ха-ха! Вот опять! Опять я вас поймал!

После чего они снова посмеялись и обнялись, и наш мальчик продолжал:

— Ладно! И вот у этого мальчика был друг, почти что его ровесник, и учился он в той же школе, а звали его (у этого мальчика почему-то было имя), а звали его… дайте вспомнить… звали его Боббо.

— А не Боб? — переспросила мой уважаемый друг.

— Конечно нет! — ответил Джемми. — Почему вы, бабушка, подумали, что Боб? Ладно! И вот этот друг был умнейшим, и храбрейшим, и красивейшим, и великодушнейшим из всех друзей на свете, и вот он влюбился в сестру Серафины, а сестра Серафины влюбилась в него, и вот они все выросли большие.

— Чудеса! — говорит мой уважаемый друг. — Что-то они уж очень скоро выросли.