Мечтатель   ::   Гурфель Бенор

Я мечтал о научной карьере. В те годы это было модно. "За рядом ряд, за рядом ряд уходим в кандидаты...". Представлялось, что именно научная карьера - это убежище, которое даст возможность сравнять очки в неравном беге за удачей. Научная стезя сулила не только материальный достаток, но, что было гораздо важнее, относительную независимость и свободное расписание. Но до этого было ещё далеко. Сперва надо было попасть в какой-либо подходящий исследовательский институт, надо было сдать так называемый "кандидатский минимум", надо было найти возможного научного руководителя, надо было, наконец, определиться с темой диссертации. В общем дел было по горло. Все дела эти были интересными и захватывающими, требовали энергии и смекалки.

Я рассказывал своим друзьям о моих заветных планах и замечал как огоньки интереса мелькали в их глазах. Но реагировали они по разному. Если Борис относился доброжелательно спокойно к моим идеям, так как его дорога уже была намечена, Наум воспринимал их значительно более восторженно, примеряя возможную научную карьеру и к себе.

Вообще он был интересным парнем. Будучи по натуре сангвинником, говорил быстро и зажигательно, сам загораясь от собственных слов. Его высокий, ломкий голос звучал убедительно, глаза сверкали, руки энергично отбивали ритм. Если планы Бориса были реальны, потому что исходили из реальных предпосылок, если мои цели, хотя и были относительно расплывчатыми, тем не менее опирались на некую потенциально возможную схему, Наумовские картины будущего были совершенно фантастичными.

Собственно эти мечты не имели ни рук, ни ног и не опирались хоть на мало-мальскую реальность. То он нам рассказывал, что он будет делать и как изменит всё к лучшему, когда займёт пост главного механика управления. Что было абсолютно нереально, поскольку существующий механик носил фамилию Патрушев, сидел прочно и собирался сидеть ещё по крайней мере лет пятнадцать. То вдруг он поведал нам как он поедет в Норильск, пробудет там пять лет, заработает кучу денег и уедет в Ялту. Где купит дом на берегу моря и будет ловить и коптить кефаль. Когда мы при случае спросили его жену об этих планах, она посмотрела на нас изумлённо и махнула рукой.

Но мы, или вернее я, всё ещё не представляли себе весь размах Наумовских мечтаний. Однажды, когда Борис был в командировке, мы гуляли с ним вдвоём. И вот тогда он меня спросил:

- А хочешь, я расскажу тебе про Израиль?

- Что нового ты можешь мне рассказать? Я и так всё знаю по газетам: Израиль - это агрессор, а сионизм это плохо - сказал я, без особого интереса.

- Так -то по газетам. А давай я тебе расскажу без газет - и он открыл рот...

Часовой обеденный перерыв пролетел как одно мгновение. Исчезли громады серых домов, исчезла улица Ленина, исчез памятник Свердлову и передо мной распахнулось пронзительно синее Средиземное море омывающее белоснежную набережную Тель-Авива. А за ней терасами теснились одуряюще пахнувшие апельсиновые сады. А за ними, за ними вставали жёлто-золотые Иерусалимские горы, за которыми возвышался Храм.

Было просто поразительно, как при отсуствии практически любой объективной информации смог человек собрать и систематизировать такой объем данных. Он рассказывал о сельском хозяйстве Израиля, о кибуцах и мошавах, так как будто побывал там. Он рассказывал об истории освоения Негева и Галилеи, о развитии промышленности Мёртвого моря, о создании современной военной техники, о структуре Израильской армии и о многом другом. Неохотно возвращались мы в наше управление. Хотелось слушать ещё и ещё.

Так начались наши отдельные прогулки вдвоём. По мере того, как мы сближались, я узнавал всё больше о прошлом Наума. Оно оказалось достаточно ординарным.