Мечтатели   ::   Музиль Роберт

Но это же низость! Йозеф всю жизнь делал тебе только добро!

Томас. И я ему тоже, по мере сил! Я и теперь искренне ему благодарен и в иной ситуации с радостью сделал бы для него доброе дело.

Мария. Я тебя не узнаю. Если ты не порядочный человек, я уж и не знаю, кто тогда.

Томас. Кто? Ансельм. Потому что он от сыщика откажется.

Мария. Томас, это просто нервный срыв! Такими вещами не шутят! Ты ведешь себя как последний мерзавец!

Томас. Ансельм, что тут особенного? Нельзя мне, да? Стало быть, я мерзавец? Я мерзавец, и мне нельзя?

Ансельм. Ты прекрасно знаешь, что я согласен с Марией! Эта твоя затея совершенно безответственна и недопустима.

Томас. Сыщик - всего лишь символ того, как мало нас трогают идиотские хитросплетения, без которых он жить не может. А раз не трогают, можно смело ими воспользоваться!

Mapия. У Томаса сразу крайности!

Ансельм (с иронической скромностью). О, пожалуй, он прав. Понятно: когда таишь в себе Нового Человека, деликатность ни к чему.

Томас. Значит, не можешь?

Мария. Томас, если ты способен это сделать, у тебя и вправду нет никаких человеческих чувств!

Томас (улыбаясь, но лишь с трудом заставляя себя говорить шутливым тоном). Ансельм, коль скоро в этой истории одному из нас двоих суждено остаться мерзавцем, ты им быть не можешь! (Чтобы не потерять самообладания, уходит в соседнюю комнату; дверь остается открытой.)

Ансельм (язвительно). Наверно, реформаторы должны быть бесчувственны; тому, кто намерен повернуть мир на сто восемьдесят градусов, задушевная связь с ними противопоказана; допустима лишь умозрительная.

Мария. Но вы же ехали сюда именно ради встречи с ним!

Ансельм. И потом, настает время отречься от самого себя. Освободиться, вырваться - так кузнечик оставляет пленную лапку в руке сильнейшего.

Mapия. Я вас не понимаю.

Ансельм (улыбаясь). Мне страшно.

Мария. Это в конце концов только слова.

Ансельм (серьезно). Мне действительно страшно.

Мария. Слова!

Ансельм.Я боюсь каждого, кому не умею внушить веру в меня, кто, как я чувствую, ничего от меня не получает и мне тоже ничего не дает.

Мария. Но вы-то чего хотите?

Ансельм. Уже и сам не знаю! Томас не дает мне опомниться.

Mapия. Я хочу, чтоб вы поговорили с Томасом начистоту. Вы же мужчина, в конце-то концов!

Ансельм. Не знаю, как вы себе его представляете, этого "мужчину". Не выказывать слабость - еще не признак силы. Я не могу!

Мария. Стало быть, вы действительно боитесь Йозефа? Стало быть, вы боязливы?

Ансельм. Да. Когда я не вызываю чувств и потому не могу чувствовать сам, я жутко боязлив, сверхъестественно боязлив.

Мария (насмешливо). А если вы чувствуете?

Ансельм. Затушите сигарету о мою руку.

Мария. Это куда больнее, чем может выдержать столь чувствительный человек.

Ансельм. Если тушишь медленно, это правда больно. (Хватает Марию за запястье.)

Мария. Что вы себе позволяете?! (Пробует вырваться.) Пустите! Все равно ведь пустите в последнюю минуту... И нечего на меня так смотреть! Я не боязлива... Нет, не такой уж вы и сильный. Ну все, пошутили и будет!

Ансельм (не выпуская ее). Вы ошибаетесь, я не добряк. И не трус от сердечной слабости...

Сломив сопротивление Марии, он прижимает к своей ладони горящий кончик сигареты, которую она держит в руке. Лицо у него фанатично-азартное и едва

ли не чувственно-восторженное, у Марии - сердито-растерянное.

(Пытаясь обратить все в шутку.) Вот видите, если понадобится, я прыгну в огонь.

Мария. Как же так можно!

Ансельм (не спеша стряхивая с ладоней и одежды крохотные угольки). Да, как можно?! Я не добрый дух.

Томас, уже полностью одетый, возвращается из спальни и замечает: что-то произошло.

Томас. Что такое? Что у вас стряслось?..

Молчание.

Мне знать не положено?

Мария (упрямо, обоим).