Мечтатели   ::   Музиль Роберт

) Ты разве никогда не слыхал фальшивого пения с искренним чувством?! Отчего же человек с фальшивыми чувствами не может чувствовать искренне? Не думай, что у него это просто самовнушение, в пику тебе! Поверь, человек способен убить себя ради чувства, которое не принимают всерьез!! Люди много чего не принимают всерьез, и все-таки это их жизнь, возьми хоть нас.

Томас (упрямо). Посмотрим, что будет, когда явится Йозеф. (Другим тоном.) Как хочешь, Регина, а я останусь при своем: мы все близки друг другу, как две стороны игральной карты.

Регина (страстно, с насмешкой, страхом и предостережением). Не надо приносить себя в жертву! Гони нас прочь! Ты слишком сильный, чтоб понять слабых. И слишком... чистый, чтоб разглядеть обман.

Томас. А он? Он ведь тоже! Регина, он ведь не умеет лгать! Только...

Входят Мария и Мертенс; ждут, Мария с письмом в руке.

правдивость у него... очень уж замысловатая. Когда-то давно антиподом правды в нем, как и реальности во всяком духовном существе, стала не ложь, а скудость!

Pегина (с упорством). Да, возможно, ты прав; пусть будет, как он хочет.

Мария (мягко и медленно). По-моему, нужно както подготовиться к приезду Йозефа.

Томас (не сразу оторвавшись от своих мыслей, с легкой насмешкой). Ах да, конечно, Йозеф, нужно подготовиться.

Мария. Он может явиться в любую минуту. Ты разве не читал его письмо?

Томас. Нет, забыл. (Поворачивается к Регине.)

Мария. Оно у меня. Йозеф пишет, что едет поговорить с тобой. По его словам, позволяя Ансельму и Регине жить здесь, ты попустительствуешь обольщению и супружеской измене...

Мертенс (Марии). Но о супружеской измене тут и речи нет, я свидетель.

Mapия. И если ты не положишь конец этой непонятной ситуации в твоем доме, он сделает свои выводы.

Мертенс. Я свидетель, что для женщины, которой совесть велит хранить верность покойному, и для мужчины, который с такой добротой заботится о страждущей, столь... э-э... примитивные поступки просто немыслимы.

Мария. Да-да, конечно. Но ведь Томас фактически сам вложил ему в руки это оружие. (Томасу.) Он полагает, что в личной беседе ты, как человек спокойный и рассудительный, поймешь...

Томас. Слушайте, а почему бы нам не уехать? К примеру, на экскурсию?

Мария. Вечером мы все равно вернемся, и он будет ждать.

Регина. Он правда может тебе навредить?

Томас. Конечно.

Pегина (с удовлетворением, какое испытывают и в неприятностях). Значит, определенно навредит; не стоит его недооценивать. Пока внешне все было благоприлично, он, как ягненок, терпел все капризы, отвращение, сцены. Пожалуй, счастье всегда представлялось ему неким усилием. Пусть оно даже утомительно, он готов примириться; а может, все это ему непонятно, и наоборот, до некоторой степени всерьез. Но от малейшего публичного скандала он будет отчаянно защищаться!

Мария. Он уже сейчас зовет ее женой Потифара.

Мертенс. Мученица! Жертва собственной тонкой натуры!

Регина. Но он ведь и про Ансельма говорит, что...

Мария. Тут он сам себе противоречит, потому что одновременно подозревает измену, да?

Регина. Про Ансельма он говорит, что тот поневоле целомудренный... (Выхватывает у Марии письмо.)

Томас. О-о!

Мария. Регина, как ты неделикатна!

Регина. Так ведь это его слова! Что-де Ансельм поневоле целомудренный распутник.

Томас. Любопытно, однако. (Забирает у Регины письмо.) Почему сразу-то не сказали?

Мария. В письме нет слова "распутник"; Йозеф только и говорит, что они друг друга соблазнили и запутали.

Регина. А еще там написано: обманщик!

Томас. Обманщик?.. (Ищет нужное место.)

Регина. На третьей странице.

Томас. Неспособный любить обманщик. Вампир. Авантюрист. Откуда он это взял?

Регина (по-гномъи вздернув плечи). Да ниоткуда...

Мария. Наверно, не стоит так негодовать на него. Он бесспорно уязвлен ревностью, вот и возводит напраслину, чувствуя, что до Ансельма ему как до звезды небесной!..

Томас. В конце концов Ансельму без малого тридцать пять, а чего он достиг?

Мария. Помнится, он был приват-доцентом, как и ты.

Томас. Ровно год, и когда - восемь лет назад! Потом он оставил доцентуру и как в воду канул.