Медвежья охота   ::   Фолкнер Уильям

Он рад будет услужить белому - ведь белые столько добра сделали этим жалким туземцам: мало того, что оставили им эту шишку на болоте, которая все равно никому не нужна, еще и разрешают носить американские имена, продают им муку, сахар, плуги, лопаты и не так уж много и дерут сверх обычной цены. Говорят, скоро их даже в город начнут пускать раз в неделю. Старый Джон охотно тебя вылечит.

- Джон Корзина... индейцы... - говорит Люк, а сам негромко, медленно и размеренно икает. Потом вдруг; - Ни в какую не пойду!

И как будто даже заплакал. Вскочил на ноги, ругается чуть не навзрыд: "Хоть бы кто-нибудь, белый или черный, меня пожалел. Больше суток мучаюсь, не ем, не сплю, и хоть бы одна сволочь пожалела".

- Да я ведь помочь хочу, - говорю. - Конечно, мое дело - сторона. Только мне ясно, что теперь тебя никакой белый уже не вылечит. Но на веревке никто тебя туда тащить не собирается.

И поднялся, вроде ухожу. Зашел за угол кухни и наблюдаю - он снова сел на ступеньки и опять негромко, размеренно: "Иик! Иик!.." И тут вижу в окно кухни, что старик Эш стоит за дверью, тихо так, и голову наклонил, как будто прислушивается. И все-таки я ничего на него не подумал. Вдруг Люк поднялся, постоял немного, посмотрел через окно в комнату, где охотники в карты играли, потом на темную дорогу, ведущую к кургану. Тихо вошел в дом и через минуту вышел с зажженным фонарем и дробовиком. Не знаю, чей это дробовик был, и, наверно. Люк сам не знал, и все равно ему было. Вышел и решительно пошел по дороге. Его слышно было еще долго после того, как не стало видно фонаря. Я вернулся на крыльцо и слушаю, как его икота замирает вдалеке; и тут старик Эш говорит у меня за спиной:

- Он туда пошел?

- Куда туда?

- К кургану?

- А бес его знает, - говорю. - Он вроде никуда не собирался. Может, просто размяться решил. Это ему не повредит: сон крепче будет, и аппетит завтра улучшится. Верно говорю?

Но Эш ничего не ответил и ушел в кухню. А до меня все еще не доходит. Да и откуда мне знать было? Я ведь не жил в Джефферсоне двадцать лет назад; я тогда не то что дуговых фонарей и двух в ряд магазинов - пары туфель еще в глаза не видел.

Вошел я в дом и говорю им:

- Ну, джентльмены, сегодня вы отоспитесь.

Ведь ясное дело - чем шагать обратно пять миль в потемках, он у кургана заночует; индейцы уж, верно, не такие привередливые, как белые, индейцам он спать не помешает. Рассказал им, но, верите, майору это пришлось не по вкусу.

- Черт возьми, - говорит, - напрасно это ты, Рэтлиф!

- Да я же пошутил, - говорю. - Я только сказал ему, что старый Джон настоящий знахарь. Я и не думал, что он поверит. Может, он даже не туда пошел, а на енотов поохотиться.

Другие меня поддержали.

- Пускай идет, - говорит мистер Фрейзер. - Авось, до утра прошляется. Я из-за него всю ночь не спал. Сдавай, дядя Айк!

- Его уже все равно не догонишь, - говорит дядя Айк, сдавая карты. - А Джон Корзина, может, и правда его вылечит. До того обожрался, дурень, дышать не может. Сидит утром возле меня и шумит, как сенной пресс. Думал уже, придется его пристрелить, иначе не избавиться... Четверть доллара на даму, джентльмены.

Слежу я за игрой и представляю, как этот олух бредет, спотыкаясь, по ночному лесу с ружьем и фонарем - идет за пять миль лечиться от икоты, а зверье смотрит на него из темноты, слышит небывалые звуки и удивляется, что за двуногий зверь такой и на кого это он охотится. Воображаю я себе, как ему обрадуются индейцы, и смешно мне. Майор спрашивает:

- Чего ты там все бормочешь и посмеиваешься?

- Так, - отвечаю. - Одного знакомого вспомнил.

- И тебя бы туда, к твоему знакомому, - ворчит майор. Тут он решил, что пора выпить, и принялся звать Эша. Потом я сам подошел к двери и кликнул Эша, но отозвался другой негр. Когда он вошел с бутылью и закуской, майор взглянул и спросил:

- А Эш где?

- Ушел, - отвечает негр.

- Ушел? Куда ушел?

- Сказал, что идет к кургану.

А мне все невдомек. Только подумал про себя: "Что-то больно жалостлив стал этот старый негр.