Мерзкая плоть   ::   Во Ивлин

Лидер оппозиции его величества лежал, погруженный в сладостный транс, созерцая роскошные восточные видения: домики из раскрашенной бумаги; золотые драконы и цветущий миндаль; золотые фигурки и миндалевидные глаза, смиренные и ласкающие; крохотные золотые ножки среди цветов миндаля; раскрашенные чашечки, полные золотого чая; золотой голос, поющий за ширмой из раскрашенной бумаги; смиренные, ласкающие золотые ручки и глаза формой как миндаль, а цветом как ночь.

Два совсем обмякших детектива, дежуривших у его каюты, покинули свой пост.

– Если он и при такой качке сумеет набедокурить, молодец будет, – решили они. – Грех было бы ему мешать.

Пароход скрипел всей обшивкой, хлопали двери, падали чемоданы, выл ветер; винт, то взлетая над водой, то зарываясь в волны, бешено крутился, и шляпные картонки сыпались с полок, как спелые яблоки. Но сквозь весь этот рев и грохот из дамского салона второго класса звучали отчаянные голоса ангелов миссис Оранг – они пели, пели в унисон, исступленно, надрывно, словно сердца их готовы были разлететься вдребезги, а рассудок помрачиться, – пели знаменитый гимн сочинения миссис Оранг «Агнец Божий – барашек что надо».

Капитан и первый помощник сидели в рубке и увлеченно решали кроссворд.

– Похоже, ветер свежеет, того гляди погода испортится, – сказал капитан. – Вечером может и покачать.

– Не всегда же бывает так тихо, как сейчас, – сказал первый помощник. – Хищное млекопитающее. Слово из восемнадцати букв. Просто непонятно, как они такое выдумывают.

Адам Фенвик-Саймз сидел с морскими волками в курительной, пил третий стакан виски и гадал, когда ему окончательно станет плохо.

Уже сейчас он ощущал какую-то тяжесть в затылке. Плыть еще тридцать пять минут, а скорее всего, и больше, раз ветер встречный.

Наискосок от него сидел болтливый, объездивший весь свет журналист и рассказывал ему неприличные анекдоты. Время от времени Адам вставлял более или менее подходящие к случаю замечания вроде «Да, здорово», или «Это надо запомнить», или «Ха-ха-ха», но по-настоящему что-либо воспринимать он был неспособен.

Корабль взлетел – выше, выше, выше, а потом как-то наискось ухнул вниз. Адам успел схватить свой стакан и спасти содержимое. Потом закрыл глаза.

– А вот этот годится и для дамских ушей, – сказал журналист.

За спиной у них четыре коммивояжера играли в карты. Сначала игра шла весело – когда карты, стаканы и пепельница летели на пол, они только приговаривали: «Вот это так тряхнуло!» и «Держись, гвардейцы!» – но за последние десять минут заметно притихли. Тишина была неуютная.

– … И сорок за тузы и двести пятьдесят. Роббер. Ну что, опять тянуть или останемся так?

– А может, сделаем небольшой перерыв? Стол все время куда-то едет, я даже устал.

– Э, Артур, тебя уж не тошнит ли?

– Ничего не тошнит, просто устал.

– Конечно, если Артура тошнит…

– Кто бы подумал, что нашего Артура будет тошнить?

– Да не тошнит меня вовсе. Устал немножко, и все. Но если вы хотите продолжать – пожалуйста, я вам игру портить не собираюсь.

– Молодчина, Артур. И нисколько его не тошнит. Эй, Билл, не зевай, карты сейчас упадут. Опять нас подымает.

– Может, повторим, друзья? Того же?

– Того же.

– Твое здоровье, Артур. Ваше здоровье. Чтобы не в последний.

– Кто сдает? Ведь последним сдавали вы, мистер Гендерсон?

– Да, теперь сдавать Артуру.

– Тебе сдавать, Артур. Гляди веселей, приятель.

– Перестань! Разве можно так хлопать человека по спине!

– Не спутай карты, Артур!

– Попробуй не спутать, когда тебя так хлопнули по спине. Устал я.

– Ну вот, у меня оказалось пятнадцать карт.

– А этот вы слышали? – сказал журналист. – Как один человек из Абердина очень любил бриллианты, до того любил, что, когда надумал жениться, выбрал жену с солитером. Здорово, а? Понимаете, у нее был солитер, а он, понимаете, любил бриллианты. А жил в Абердине.