Толмач   ::   Кортес Родриго

Разумеется, войну Китай проиграл, и, разумеется, настало время, когда пришлось уступать территории и выплачивать контрибуции. Вот тогда на дальневосточной доске и появились несколько новых «шахматных фигур». Россия грамотно объяснила Японии, что она – не сверхдержава, а потому из захваченного Порт-Артура лучше уйти, а затем устами Витте предложила Ли Хунчжану хороший кредит и военную помощь в обмен на разрешение строительства КВЖД.

И Ли Хунчжан сломался, а поручик Семенов и еще несколько тысяч специалистов выехали в Китай – доводить начатую три года назад «операцию» до логического конца.

* * *



Этим вечером Курбан впервые оставил Семенова в покое, вышел за пределы разбитого экспедицией лагеря, сел на взгорке и до самого заката солнца смотрел, как на глазах возрождается старое, казалось, давно забытое божество.

Вокруг направленной на северо-запад насыпи бегали с тачками сотни и сотни черных от загара и пыли китайцев, и похожая на гигантскую беременную змею насыпь росла и каждую минуту хоть немного, но сдвигалась вперед. Курбан представил себе, как однажды этот длинный, через всю страну древнего богатыря Манджушри, живот вспухнет, содрогнется в предродовой конвульсии и изрыгнет на белый свет новое, покрытое железом, слизью и кровью божество, и сокрушенно покачал головой.

– Зачем ты допускаешь это, великий Эрликхан? Зачем ты выпустил поверженного твоим отцом Дракона-Мармара из преисподней?

Властитель ада молчал.

– Я понимаю, – вздохнул Курбан, – ты хочешь отомстить орусам и эдженам за предательство, но ведь они – твои братья. Вас всех вскормила одна грудь!

Он знал, что если спросить божество от чистого сердца, оно обязательно ответит, как бы ни было оно далеко. Прислушался и ничего в ответ не услышал; властитель ада Эрлик-хан не считал нужным объясняться со смертным.

– А главное, – задумчиво закончил Курбан, – они все когда-нибудь будут в твоей власти. Разве нет? Так зачем торопить время?

* * *



Военный комендант Никольска получил телеграмму из Хабаровска с неделю назад и отнесся к ней крайне серьезно. Он понимал: если некоего поручика разыскивают по всему Приамурью, да еще по личному указанию Гродекова, значит, совершенное Семеновым преступление действительно выходит за всякие рамки. Поэтому, едва к Никольску Уссурийскому подошел эшелон, битком набитый бегущими от зимы китайцами, мелкими партиями едущих на поселение бывших каторжан, офицерами, инженерами и командированными, он сразу же выслал на поимку господина Семенова усиленный офицерский патруль.

Однако патрульным катастрофически не повезло. Их сразу же едва не снесла орда высыпавших из теплушек китайцев, а когда патрульные сумели вырваться за пределы этого бессмысленно гомонящего живого потока, экспедиции капитана Загорулько уже не было – ни людей, ни лошадей, ни груза.

Надеясь, что Загорулько придет отметиться в комендатуру, патрульные вернулись и узнали, что посыльный от капитана уже заезжал и, судя по его словам, отряд должен был выехать за город – ставить лагерь, но вот куда именно за город, никто не ведал.

В принципе, в комендатуре знали, что экспедиция Загорулько намерена войти в Китай в районе станции Пограничной, и начальник патруля принял единственно верное решение: идти вдоль строящихся путей.

Менее чем через час лагерь был найден. Однако оказалось, что поручик отпросился у начальника экспедиции до утра, а где он может находиться, не знает никто – разве что сопровождавший поручика все это время толмач-тунгус.

Совершенно взмыленный, злой от череды неудач начальник патруля кинулся искать тунгуса, нашел, но даже после целой серии как перекрестных, так и наводящих вопросов тот так и не сумел вспомнить, ни где конкретно они с поручиком расстались, ни куда тот отправился.