Мир чудес   ::   Дэвис Робертсон

Но она предназначалась для продажи на его представлениях. Великолепное готическое изобретение твоего великолепного готического воображения.

– Он думает о ней иначе. Когда у него спрашивают, он говорит, что это поэтическая автобиография, которая гораздо правдивее рассказывает о таком человеке, как он, чем если бы она представляла собой фактическое описание событий его жизни.

– Знаю. Это я его научила так говорить. Уж не думаешь ли ты, что он сам до этого додумался, а? Ты же его знаешь. По-своему он удивительно умен – очень чувствительный, понимающий, с богатой интуицией. Но этот ум не от образования и не от чтения. Магнус – поистине удивительное существо. Такие существа – огромная редкость. И как я уже сказала, он дожил до исповедального периода в своей жизни. Я думаю, мы услышим много необычного.

– Не необычнее того, что могу о нем рассказать я.

– Знаю, знаю. Ты зациклился на том, будто его мать была святой. Рамзи, ты вот всю жизнь в этом копаешься; ты знаешь хоть одного святого, у которого был бы ребенок? И что это был за ребенок? Может быть, мы скоро узнаем.

– Меня немного злит, что он собирается рассказать посторонним людям то, чего не рассказывал тебе и мне.

– Глупец! Кран, из которого вытекает истина, всегда поворачивает кто-то посторонний. Ты выболтал мне все тайны твоей жизни, когда мы были знакомы всего-то пару недель. Магнус будет говорить.

– Но почему сейчас?

– Потому что он хочет произвести впечатление на Линда. Его ужасно интересует Линд, и у него, как и у всех нас, есть свои маленькие причуды. Однажды он хотел произвести впечатление на меня, но тогда время в его жизни было неподходящее, чтобы выплеснуть из бутылки все.

– Но Инджестри предложил, чтобы и Линд что-нибудь рассказал. Уж не предстоит ли нам небывалое взаимное душеизлияние?

– Под всем этим жиром и искрометным радушием Инджестри прячет лисью хитрость. Он знает, что Линд ничего такого не расскажет. Хотя бы потому, что его время еще не пришло – ему всего сорок три. И его сдерживает образование – оно делает людей скрытными. То, что он нам рассказывает, он рассказывает своими фильмами, точно так, по словам Инджестри, Робер-Гуден раскрывался в своих фокусах. А вот Магнус уже ушел на покой – или почти ушел. И потом его не сдерживает образование, а оно-то сегодня и есть главнейший враг правды и подлинности. Магнус не знает истории. Ты когда-нибудь видел его за книгой? Он и в самом деле считает, что все происшедшее с ним – уникально. Завидное свойство.

– Что ж, каждая жизнь уникальна.

– До определенной степени. Человеческое существо не способно выйти за определенные рамки.

– Значит, ты думаешь, он расскажет все?

– Вовсе нет. Всего никто не рассказывает. Да всего про себя никто и не знает. Но я готова спорить на что угодно – расскажет он немало.

Больше я не стал возражать. Лизл очень проницательна в таких делах. Все утро техники занимались наладкой света. Пришлось устанавливать привезенный из Цюриха мобильный генератор, подсоединять и развешивать лампы. Помещение манежа превратилось в джунгли проводов и трубчатых опор для подмостков. Кингховн волновался из-за мелочей, которые казались мне несущественными; помощница режиссера стояла вместо Айзенгрима, пока настраивали свет; сам он в это время бродил по манежу, а когда подошло время завтрака, увел меня в уголок.

– Расскажи мне о подтексте, – сказал он.

– Это термин, который очень любят современные театральные деятели. Это то, о чем герой думает и что знает, в противоположность тому, что он должен говорить по сценарию. Очень психологическая вещь.

– Приведи мне какой-нибудь пример.

– Ты знаешь. «Гедду Габлер» Ибсена?

Ибсена он не читал, и вопрос, конечно, был идиотским. В литературе он вообще не ориентировался.