Мистер Рипли под водой   ::   Хайсмит Патриция

Они болтали о приятном: о лете, о марокканских кожаных заплечных сумках. Может быть, стоит купить медный или латунный кувшин? Почему бы нет? А поездка на верблюдах? У Тома от этого кружится голова. Он как-то ездил на верблюде, или это был слон в зоопарке? Качаться в нескольких ярдах над землей, не чувствуя уверенности, что не потеряешь равновесие, — не в его вкусе. Женщины это любят. Женщины — мазохистки? Есть ли в этом смысл? Рождение детей, стоическая терпимость к боли. Нет ли во всем этом связи? Том закусил нижнюю губу.

— Ты какой-то нервный, Том. — Она произнесла «нервний».

— Нет, — произнес он твердо.

И он заставил себя выглядеть беззаботным и во время обеда, и по дороге домой.

Они намеревались улететь в Танжер примерно через две недели. Молодой человек по имени Паскаль, приятель Анри, должен был поехать с ними в аэропорт, а затем отвести машину в Вильперс. Паскаль и раньше так делал.

Том направился в сад и занялся там прополкой, орудуя лопатой и, когда требовалось, вырывая сорняки вручную. Он переоделся в джинсы и надел водоотталкивающие кожаные ботики, которые ему очень нравились. Сорняки он сложил в пластиковый пакет, предназначенный для компоста, затем направился к дому и подошел к нему как раз в тот момент, когда мадам Аннет позвала его, открыв застекленную дверь на задней террасе.

— Мсье Том! К телефону, пожалуйста.

— Спасибо.

На ходу он защелкнул садовые ножницы, оставил их на террасе и, пройдя в холл, поднял трубку.

— Алло.

— Алло, я... Это Том? — Голос в трубке, казалось, принадлежал молодому человеку.

— Да.

— Я звоню из Вашингтона, округ Колумбия. — Назойливый звук «уей-уей», как будто из-под воды, мешал слышать. — Я...

— Кто со мной говорит? — спросил Том, будучи не в состоянии ничего расслышать. — Не могли бы вы повесить трубку? Я перейду к другому телефону.

Мадам Аннет обычно пользовалась пылесосом для уборки гостиной, который гудел довольно далеко и не мешал телефонному разговору, но на этот раз слышимость была такой плохой, что влиял даже шум пылесоса.

Том поднялся по лестнице в свою комнату и снял трубку там.

— Алло, говорите.

— Это Дикки Гринлиф, — произнес юношеский голос. — Помнишь меня? — Он рассмеялся.

У Тома возникло побуждение повесить трубку, но он все же решил продолжить разговор.

— Конечно. А где ты?

— Я же сказал, в Вашингтоне. — Сейчас голос звучал фальцетом.

Жулик, пожалуй, переборщил, подумал Том. А может, это женщина?

— Интересно, ты что, осматриваешь достопримечательности?

— Ну... после того, как я побывал под водой, как ты помнишь... может... я не в том физическом состоянии, чтобы осматривать достопримечательности. — Притворно веселый смех. — Меня... меня...

Возникла какая-то путаница, разговор почти прервался, что-то защелкало, но голос возник снова:

— ... нашли и воскресили, как видишь. Ха-ха. Старые времена не забыты, а, Том?

— О, конечно, нет, — ответил Том.

— Сейчас я в инвалидном кресле, — произнес голос. — Непоправимый...

Снова возник шум на линии, как будто упали ножницы или что-то более крупное.

— Инвалидное кресло опрокинулось? — спросил Том.

— Ха-ха! — Пауза. — Нет, я говорил, — продолжал спокойно юношеский голос, — непоправимый вред для нервной системы.

— Понимаю, — произнес любезно Том. — Рад был услышать тебя снова.

— Я знаю, где ты живешь. — Юношеский голос сделал ударение на последнем слове.

— Полагаю, так оно и есть — раз ты мне звонишь, — сказал Том. — Я желаю тебе доброго здоровья, выздоровления.

— Ничего другого тебе не остается! До свидания, Том. — Говоривший торопливо повесил трубку, возможно, не в силах сдержать смех.

Ну и ну, подумал Том, обнаружив, что его сердце бьется сильнее, чем обычно.