Мои враги (сборник)   ::   Токарева Виктория Самойловна

Он стоял под углом и свидетельствовал о Ванькиной ушлости. Он все время напоминал мне картину: энергичный Ванька движется, виляя задом, а я стою с открытым ртом – нелепая и неповоротливая, как снежная баба с ведром на голове. Меня облапошили прямо на моих глазах ловко, весело и подло.

И я возненавидела. Не самого Ваньку, а вот эту крысиную юркость как знак времени: кто смел, тот и съел.

Когда я видела Ваньку за забором, мне становилось плохо. У меня замедлялась речь, голову заливало свинцом. Я поняла, что не могу с этим жить. Я вызвала землемера. Ванька не пустил его на свою территорию. Значит, чего-то опасался. А иначе почему бы не позволить обмерить землю, тем более за мои деньги...

Я решила подать в суд, но мне объяснили, что начнется конкурс взяток. Ванька придет и заплатит круглую сумму. А если я дам больше, то он перекупит, как на аукционе. Сегодняшний суд превратился в личный бизнес, истина никого не интересует. Всех интересует только гонорар.

Чем занимается Ванька, я не вникала. Что-то «купи-продай». Он привык торговаться и выгадывать, действовать на хапок, с наскоку – это, в сущности, был его инструментарий, как у меня холст и краски.

Ванька скорее всего был неплохим психологом, разбирался в людях. Он понял, что я ему на один зуб, как кедровый орех. К тому же за мной никто не стоит. Был бы муж, или сын, или просто знакомый бандит. Если бы с Ванькой пришел поговорить какой-нибудь корпулентный молчаливый браток с наганом, Ванька обоссался бы от страха. Но у меня нет такого защитника. Все кончилось тем, что я стала реже бывать на даче.

Иногда я мечтала, что Ванька возьмет и исчезнет. Смерти я ему не желала – это грех. Просто эмигрирует. Пусть даже разбогатеет и переедет в Лондон, как олигарх. Тогда я разберу забор и поставлю его прямо и гордо. Как восклицательный знак.

Я жила и грезила наяву: вот приеду на дачу, а Ваньки нет. Где он? Да какая разница, нет, и все. И будет все то же самое: зеленые елки, прозрачные березы, «будет небо опять голубое», как пел Высоцкий. А Ваньки нет. Вроде он маленький, круглый, как шарик, занимает немного места в пространстве – а радиоактивный. Опасный. Ничего не делает, не пахнет даже, а все отравляет вокруг.

Зачем такие люди? Значит, наверное, зачем-то нужны. А может, и не нужны.

У бедного Ваньки нет жены, нет детей. Нет потомства. Значит, Бог отменил эту ветку. На Ваньке все и закончится.

При Ванькиной жизни мне ничего не светит. Он хищник, а я – травоядное. Он сильнее меня. Значит, я смогу выпрямить забор только после Ванькиной жизни. Он моложе меня на десять лет и по логике вещей должен жить дольше. Но у меня есть потомство: дочь, внучка. Они переживут Ваньку и осуществят мою мечту. Справедливость будет восстановлена после меня, но ведь это лучше, чем никогда.

В нашей стране приходится ждать справедливости по семьдесят, а то и по сто лет. Но все-таки это время настает. И в результате все кривые заборы выпрямляются.

Моя проблема не имеет исторического аспекта, и все же...

Иногда я смотрю со второго этажа на соседний участок. Ванька стоит в идиотской белой панамке и кричит в мобильный телефон. Должно быть, с кем-то договаривается, готовится к очередному броску «на хапок». Голос у него высоковатый, противный, как будто в горле клокочет жир. Неужели его кто-то любит? И кто-то целует его лицо-яичницу?

Я никогда не вижу у него гостей, женщин, мужчин, в конце концов. Может, он боится, что его убьют? Может, у него мания преследования?

* * *



Хочется сделать небольшой перерыв в своей ненависти.

Я не только ненавижу, но и люблю. Я люблю свою собаку, например.

Собака – верх благородства. Она любит меня ни за что. Просто за то, что я есть в ее жизни. И еще за то, что я ее кормлю, и за то, что ей есть КОГО любить.