Мой мальчик   ::   Хорнби Ник

Продавец смерил ее устало-презрительным взглядом — Уилл знал, что так оно и будет, и пробурчал в ответ нечто, имевшее целью показать, что она понапрасну тратит его драгоценное время.

Через два дня он оказался в кафе на Аппер-стрит за соседним столиком с этой женщиной. Он узнал ее голос (оба они заказали по капуччино и круассану), светлые волосы и джинсовую куртку. Они одновременно встали, чтобы взять что-нибудь из газет, лежавших на стойке, она выбрала "Гардиан", и ему пришлось довольствоваться "Мэйл". Он улыбнулся ей, но она его явно не узнала, и, не будь она такой симпатичной, он бы не стал ничего предпринимать.

— Мне нравятся поросятки Пинки и Перки, — сказал он, как ему показалось, вкрадчивым, дружелюбным голосом, с нотками юмора, но сразу понял, что совершил ужасную ошибку: это была совсем не та женщина, и она абсолютно не представляла, о чем это он. Ему захотелось вырвать себе язык и растоптать его по деревянному полу кафе.

Она посмотрела на него, нервно улыбнулась и бросила взгляд на официанта в другом конце зала, видимо, прикидывая, насколько быстро, в случае чего, тот сможет метнуться в их угол и завалить Уилла на пол. Уилл все понял и посочувствовал ей. Представьте: сидящий с вами рядом в кафе незнакомец попытается вдруг вкрадчивым голосом завести разговор о своем увлечении поросятами Пинки и Перки! Тут любой решит, что это маньяк, который скоро порубит тебя на куски и закопает под полом.

— Простите, я принял вас за другую, — объяснил он.

Он покраснел, и, видимо, это ее успокоило. Его смущение было своего рода гарантией вменяемости. Они снова уставились каждый в свою газету, но лицо женщины то и дело озарялось улыбкой, и она бросала на него взгляд из-за страницы.

— Простите за любопытство, — произнесла она в конце концов, — но я не могу не спросить. За кого вы меня приняли? Я все строю догадки, но так ничего и не приходит в голову.

Тут он все ей объяснил, она опять засмеялась, и у него появилась возможность начать разговор с чистого листа. Они поговорили о том, что оба не работают с утра (он не стал признаваться, что по вечерам тоже не работает); о музыкальном магазине, конечно же — о поросятах Пинки и Перки и других персонажах детских телепередач. Он никогда не завязывал романов вот так, с пол-оборота, но, когда они допили по второму капуччино, у него уже был номер ее телефона, и они договорились встретиться за ужином.

Когда они встретились снова, она сразу же заявила ему, что у нее есть дети. Его первым желанием было швырнуть салфетку на пол, перевернуть стол и выбежать вон.

— Ну и что из того? — спросил он. И правильно сделал.

— Просто я подумала, что ты должен знать. Для некоторых это имеет значение.

— Почему?

— Ну, я имею в виду — для мужчин.

— Я понял.

— Извини, я, кажется, усложняю.

— Все в порядке.

— Просто, если это у нас первое свидание, а мне кажется, так оно и есть, то я подумала, что должна тебе сказать.

— Спасибо. Но это не проблема, правда. Меня бы даже разочаровало, если бы у тебя не было детей.

Она рассмеялась.

— Разочаровало?

Хороший вопрос. С чего? Он сказал это, явно рассчитывая добавить себе мягкости и обаяния, но заявить об этом вслух не мог.

— Потому что я никогда еще не встречался с мамами, а мне всегда этого хотелось. Мне кажется, у меня получится.

— Что получится?

Действительно. Что получится? Это что же такое у него получится? Вопрос на миллион долларов, на который он никогда не мог ответить, к чему бы это ни относилось. Может, у него получается общаться с детьми, даже невзирая на то, что он ненавидит их и всех тех, кто причастен к их появлению. Возможно, он слишком поспешно списал со счетов Джона и Кристин с малюткой Имоджин. Что-то в этом есть! Дядюшка Уилл!

— Ну, не знаю. Ну, с детьми получится. Возиться с ними.

Пожалуй, действительно получится.