Мой век, мои друзья и подруги (Бессмертная трилогия - 2) :: Мариенгоф Анатолий
Страница: 25 из 26 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕТы всё ещё грустишь о Ней украдкой 24.06.10 - 07:46 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
Поделись ссылкой Мой век, мои друзья и подруги (Бессмертная трилогия - 2) :: Мариенгоф Анатолий
За столом - директор, поп в шелковой рясе и все педагоги. Они подстриглись, подровняли усы и бородки, пахнут цветочным одеколоном. Выглядят хотя и торжественно, но несколько поглупевшими, как это обычно бывает с людьми, только что вышедшими из парикмахерской. Директор в новом сюртуке; на шее какой-то орден, а через живот - толстая золотая цепь со множеством брелков. При малейшем движении директор звенит, как положенный на крышку гроба венок с железными цветами. Но от этого погребального звона не делается тоскливо на душе, потому что на синем сукне с золотой бахромой высится порядочная стопка аттестатов зрелости. С величавой скрипучестью в голосе директор вызывает к длинному столу счастливых выпускников. У меня чуть-чуть замирает сердце. - Ма-ри-ен-гоф. О, как я ждал этой минуты! Стараюсь приблизиться к столу неторопливо, спокойно и с иронической улыбкой, которой я уже научился прикрывать себя в сложных и неприятных жизненных обстоятельствах. А ведь они приходят очень рано. Чуть ли не в тот день, как принимаются купать человека в цинковой ванночке, и мыло попадает ему в глаза, и человек начинает горько плакать, орать, реветь от боли, обиды и гнева. Я все это отлично помню. Помню свои чувства и свои мысли (да, да, свои мысли!) в эти драматические минуты. Причем помню гораздо лучше, острей, чем то, что случилось со мной, приближающимся к старости, лет пять тому назад. А может, это все мое воображение. Ведь уверял же Андрей Белый, лично меня горячо уверял, что он помнит себя в животе матери. Директор, издавая трубные звуки, сморкается в большой белый платок голландского полотна, хотя никакого насморка у господина Пономарева нет. - Поздравляю, мой друг, с окончанием гимназии. - Благодарствуйте, Сергей Афанасьевич. - Желаю вам с честью защищать царя и отечество от тевтонских орд. Потом величаво встает поп, шурша своей шелковой рясой: - Сын мой, да не оставит тебя Всевышний на ратном поле! Я наклоняю голову и мысленно говорю: "Куда угодно - к черту, к дьяволу, на ратное поле, будь оно проклято, только б выскочить из вашей гимназии". Поп благословляет. Педагоги благосклонно улыбаются. - Вот-с! - сипит господин Пономарев. - Вот-с... И церемонно вручает мне аттестат, который шелестит в руках, так как напечатан на отличном пергаменте. Сколько огорчений, волнений, головной боли, сколько дней, месяцев и лет, выброшенных на ветер, из-за этого листа голубой казенной бумаги, ничего не говорящей о человеке! ... 27-го мая 1916-го года, при отличном поведении, окончил полный восьмиклассный курс, причем обнаружены нижеследующие познания: Закон Божий... три (3) Русский язык с церковно-славянским и словесность... три (3) Философская пропедевтика... три (3) Математика... три (3) Математическая география... три (3) И так далее - три, три, три, три... - Распишитесь, мой друг, в получении аттестата. Я ставлю четкую подпись. Директор смотрит, и глаза у него становятся скорбными, страдальческими. В чем дело? Оказывается, по домашней привычке, установившейся со времен нашего журнала с плехановским направлением, я не поставил твердый знак в конце фамилии. - Ну, вот-с... - сокрушенно качает директор своими почтенными сединами, вы, господин Мариенгоф, окончили гимназию, аттестат зрелости у вас в руках, вы вольный человек и теперь можете писать без твердого знака! Мне делается по-человечески жаль старика: - Простите, Сергей Афанасьевич. Это я по рассеянности. Разрешите, поставлю. - Сделайте милость, голубчик, уважьте. Уважьте на прощанье. - Да, да... Беру костяную ручку и ставлю жирный твердый знак, столь дорогой его педагогическому сердцу. Сергей Афанасьевич доволен, успокоился: - Спасибо, мой друг, спасибо! А через семнадцать месяцев произошла Октябрьская революция. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|