Моя демократия   ::   Залыгин Сергей

Как правило, после этого следовал отказ, но в конце концов находились и такие, кто был согласен.

Затем в маминой комнате в определенные дни собирались какие-то люди решать свои партийные дела, мама на это время уходила куда-нибудь, даже и не зная, кто там собирается - большевики, меньшевики, эсеры, анархисты.

Был такой случай, когда ее попросили оставить у себя какую-то корзину. Она опять согласилась, и корзина простояла полгода или больше. Вдруг в какой-то день к ней ворвались два молодых человека:

- Здравствуйте, Любочка! Корзина - у вас?

- Стоит под кроватью!

Молодые люди увезли тяжелую корзину, а буквально через полчаса прибыли жандармы и тотчас заглянули под кровать - там было четырехугольное пятно по размерам корзины.

- Что тут было?

- Была корзина.

- Чья?

- Не знаю.

- Как так не знаете?

- Очень просто: какой-то незнакомый человек попросил меня сохранить его корзину, пока он съездит домой в Самарскую губернию. Я согласилась.

- Давно эту корзину забрали у вас?

- Нет, недавно. Сегодня.

Жандармы еще покрутились и уехали ни с чем. А ведь могло быть худо: корзина, должно быть, была с оружием, и если бы жандармы ее нашли, маме грозило бы несколько лет каторги.

Однако отказаться от помощи совершенно незнакомым людям она не могла: это было бы "непорядочно".

Из беглых, как бы между прочим, рассказов матери, наверное, можно было составить небольшую книжечку - она рассказывала кратко и как-то очень убедительно. Собственно говоря, то, что я пишу о своем детстве, больше относится к тем взрослым, которые меня окружали, которых я знал.

Я воспринял от них некий - демократический - стиль поведения, и где бы мне впоследствии ни приходилось быть и жить - в деревне ли, за границей, в академических кругах или на работе, - стиль этот оказывался к месту, был тем, что нужно, мне легко было с людьми, разве только при посещении ЦК КПСС у меня возникало ощущение, что здесь я - посторонний и держаться мне надо как постороннему, как посетителю.

Мне казалось, что я таким родился, а мои родители тут ни при чем, и только недавно до меня дошло: родители - при чем. А "детская" демократия существует (или не существует) в разных сословиях и семьях по-разному, и мне повезло, что окружающие меня в детстве взрослые тоже в какой-то степени несли в себе детскость, если хотите - качество, свойственное демократии вообще.

Конечно, и сейчас я встречаюсь и рука об руку работаю с демократами, людьми очень близкими мне по духу, но, повторяю, все-таки самые большие впечатления произвела на меня демократия детства, как я ее нынче называю. А то, что старики идеализируют детство, это естественно: детство ведь тоже идеализирует и всю окружающую жизнь, и самое себя.

* * *

Я думаю, что свою аполитичность, вернее, свою беспартийность я вынес из детства, хотя должен сказать, что и студенческие - тридцатые! - годы, как ни странно может показаться, этому способствовали. Весьма и весьма.

От первого до последнего, шестого, курса загородного Омского сельхозинститута (был широко известен как Сибирская сельхозакадемия "Сибака", "сибаковец" от Луначарского пошло) прошел в так называемой 16-й академической группе. На курсе было две группы, и наша "Б" отличалась большими способностями, об этом знал весь факультет.

В группе было шестнадцать человек, из них две девушки, а еще два комсомольца, которые ходили на какие-то там собрания, имели кого-то, кто был их комсоргом, но все это никак не воздействовало на остальных, все остальные четырнадцать человек совершенно не интересовались тем, чем все-таки были заняты наши товарищи по комсомольской линии.