Мордовский марафон   ::   Кузнецов Эдуард Самойлович

Пронзительно скрежеща на поворотах, трамвай неспешно катил по узким улочкам моего детства - угрюмые коробки новых домов как сквозь землю провалились, и палисадники до щатых развалюх желтели, как прежде, подсолнухами и георгинами.

"Измайловский парк", - тонко пропела девчонка-кондукторша. Я сошел.

Утреннее безлюдье аллей, бодрящая прохлада, прозрачная хрустальная тишина в звонких трещинках птичьих голосишек, трава в ртутных шариках росы... А вот и Девственный лес - на кустах белеют, как свечи на праздничной елке, презервативы: окрестные прелестницы испокон веку избавляются тут от постылой девственности.

Зачем тебя сюда занесло? Уж не надеешься ли ты встретить здесь себя давнего, в штопаной рубашонке, с авоськой, где звякают бутылки из-под водки. Что ты ему скажешь? Твоей печали он удивится и не поймет. "Зачем бутылки? переспросит. - Так на кино же!.."

Выбрав бугорок посуше, я расстелил плащ и едва успел озабоченно сморщить лоб, как сон сморил меня.

Проснулся я далеко за полдень - голова потрескивала от жары, в животе требовательно урчало. В карманах ни крошки, и сигареты так и остались лежать на рояле... Ну, да ладно, сейчас не до этого.

В первую очередь, решил я, надо быть самим собой. Это главное. Поскольку ты не знаешь, что именно следует делать для того, чтобы все человечество с утра до ночи надрывалось от счастливого смеха, надо ограничить вмешательство в людские неурядицы случаями очевидной несправедливости и вопиющих злодейств. И не будь сволочью, сказал я себе, не лезь из шкуры вон, а то станешь тираном. К тому же (хватит кривляться!) твоего сострадания к жертвам верховной власти, пьяниц-мужей, подлецов соседей и преступников хватает лишь на два три часа потом ты становишься нетерпелив, ядовито-насмешлив, раздражителен и не столько вслушиваешься в стоны сирых и вдовых, сколько борешься с желанием напиться вдрызг и крушить налево и направо все, что ни попадя.

Итак: три часа в день - с восьми до одиннадцати - пусть приходят обиженные и обездоленные, я их утешу и своей рукой накажу обидчиков.

Да, надо бы сперва казнить смертью тюремщиков - и не одних лишь ключников, но всех. На это у меня уйдет, пожалуй, года полтора-два... Нет, сошлю-ка я их на остров - пусть строят там свой казарменный рай и сами загоняют друг друга в лагеря.

Значит, утром с восьми до одиннадцати...

Хотя вот что: отправлюсь-ка я, словно старинный рыцарь из книжки, странствовать по белу свету - из города в город, из деревни в деревню. Спешить все равно некуда - как моря кружкой не вычерпать, так и бед людских не избыть. Въезжаю в деревню и созываю народ: "А ну, какие у вас тут беды-злосчастья? Где Кащей, где Соловей-разбойник, Серый Волк и Мерлин ?" И прямо на месте творю суд и расправу, потом разбиваю в ближайшей роще у ручья палатку и объявляю конкурс местных красавиц.

Да не забыть бы ввести спецуказом обязательные для всех лиц женского пола от 15 до 45 лет ежедневные получасовые упражнения с хула-хуп. (Хула-хуп чрезвычайно полезен для тазобедренных суставов, наделяя их умопомрачительной эластичностью, к тому же он, укрепляя брюшной пресс, утончает талию, а при тонкой талии да еще крутые бедра, если они не слишком заросли жиром, но изощренно игривы, резвы и упруги, - что может быть привлекательней?)

Счастливой победительнице конкурса дозволено будить меня ночью хоть десять раз. Десять многовато вроде бы, ну, скажем, пять. Да, пять - в самый раз. Если не каждую ночь...

Главное - не лицемерить, любви к людям у тебя не более чем на два-три часа в день, а потом - палатка в роще у ручья.

Значит, первое - наесться досыта, второе - продать дом и купить коня, третье - указ о хула-хуп, четвертое - ... нет, третье - сослать тюремщиков на остров, четвертое - указ о хула-хуп, пятое - обзавестись палаткой и большим надувным матрацем. Основное - быть самим собой, и все сразу станет на свои места.

* * *

Теперь я целыми