На берегу   ::   Шют Невил

На четвертый день, где-то севернее Айво-Джаммы, он всплыл настолько, чтобы выставить перископ и осмотреться, как это всегда полагалось во время каждой дневной вахты; море оказалось пустынно, видимости почти никакой - похоже, мешала какая-то пыль; и детектор, установленный наверху перископа, сразу указал на высокую радиоактивность. Капитан Тауэрс попытался доложить об этом в Пирл-Харбор, но не получил ответа; он направился дальше к Филиппинам, радиоактивность все возрастала. Ночью он сумел вызвать Датч-Харбор и хотел шифром передать сообщение адмиралу, но его предупредили, что всякая связь стала крайне нерегулярной, и никакого ответа он не получил. А на следующую ночь ему не удалось вызвать и Датч-Харбор. Продолжая следовать приказу, он обогнул с севера Лусон. В Балинтанском канале была густая пыль, уровень радиоактивности много выше смертельного, дул западный ветер силой 4-5 баллов. На седьмой день войны Тауэрс со своим "Скорпионом", все еще не имея нового приказа, вошел в Манильский залив и через перископ оглядел город. Радиоактивность воздуха здесь была несколько ниже, но все еще опасна для жизни; у Тауэрса не возникло ни малейшего желания вывести лодку на поверхность и подняться на мостик. Кое-какая видимость все же была; в перископ он увидал плывущую над городом пелену дыма и заключил, что в последние дни в этих краях произошел по меньшей мере один ядерный взрыв. Из залива, с расстояния пяти миль, он не заметил на берегу никаких признаков жизни. Попробовал приблизиться к суше на такой глубине, чтобы продолжать наблюдения в перископ, и неожиданно сел на мель, хотя лоцманские карты здесь, на главном судоходном направлении, показывали глубину в двенадцать морских саженей; это утвердило Тауэрса в его подозрениях. Он продул цистерны, без особого труда снялся с мели, повернул и вновь вышел в открытое море.

В ту ночь ему опять не удалось вызвать ни одной американской станции и ни одного корабля, который мог бы передать его радиограмму дальше. Продув цистерны, он истратил большую часть сжатого воздуха и вовсе не желал пополнять запасы отравленным воздухом здешних мест. К этому времени лодка шла с погружением восьмой день; на здоровье команды это еще не сказалось, но заметно было, что нервы у людей сдают, все тревожились о доме и о семьях. Тауэрс связался с австралийской радиостанцией Порт-Морсби на Новой Гвинее; судя по всему, обстановка там была нормальная, но передать дальше сигналы Тауэрса оттуда не смогли.

Он решил, что самое правильное идти на юг. Снова обогнул с севера Лусон и взял курс на остров Яп, где находилась станция под контролем Соединенных Штатов. "Скорпион" дошел туда через три дня. Радиоактивность тут была низкая, почти нормальная; при спокойном море Тауэрс поднял лодку на поверхность, обновил воздух в лодке, наполнил цистерны и разрешил команде в несколько смен подняться на мостик. Наконец-то "Скорпион" вышел на обычно оживленные морские пути, и здесь, к немалому облегчению Тауэрса, им повстречался американский крейсер. Оттуда им указали место стоянки и выслали шлюпку; Тауэрс приказал бросить якорь, разрешил всей команде подняться на палубу, а сам отправился в шлюпке на крейсер и передал бразды правления капитану Шоу. Тут-то он впервые услыхал о русско-китайской войне, разгоревшейся из войны Россия - НАТО, которую в свой черед породила война между Израилем и арабскими странами, затеянная Албанией. Узнал он, что русские и китайцы пустили в ход кобальтовые бомбы; что все сообщения пришли кружным путем, из Австралии через Кению. У крейсера назначена была подле острова Яп встреча с американским танкером; он ждал здесь уже целую неделю и в последние пять дней потерял всякую связь с Соединенными Штатами. Запаса горючего у крейсера хватило бы, чтобы, при строжайшей экономии, на самой малой скорости дойти до Брисбена - и только.

Командир Тауэрс оставался подле Япа шесть дней, и за это время скудные новости становились час от часу хуже.