Три дороги   ::   Макдональд Росс

— Для меня это — крупнейшая новость за весь год. Я вспомнил все. И так отчетливо, что, казалось, все опять происходит наяву. Я увидел рисовые квадраты над гаванью при вспышке от взрыва. Вспышка была такой яркой, что просто ослепила меня.

Она ужаснулась его неожиданной бледности. На кончиках волос появились крохотные капельки пота, и февральское солнце здесь было ни при чем.

— Дорогой, не говори об этом, если это мучительно.

Брет отвернулся и смотрел на лужайку, которая спускалась от веранды к долине и была залита ярким солнцем. Она подумала, что окружающий покой заставляет его потрясенный рассудок видеть в нереальном свете все, что произошло на террасах того японского островка.

Затянувшееся молчание было слишком тягостным, и она нарушила его, сказав вслух первое, что пришло на ум:

— За обедом я съела фруктовый салат. Простояла двадцать минут, пока попала в столовую. В «Гранте» готовят очень вкусные салаты.

— Они по-прежнему кладут в него авокадо?

— Да.

— Готов поспорить, что ты не съела авокадо.

— Этот фрукт всегда был чересчур сытным для меня, — радостно произнесла она. Он опять все вспомнил.

— Нам давали салат из авокадо на обед в среду или в четверг. Нет, в среду, в тот самый день, когда я постригся.

— Мне нравится твоя короткая прическа. И всегда нравилась.

Явный комплимент смутил его.

— Во всяком случае, так удобно плавать. Я еще не говорил тебе, что в четверг купался?

— Нет.

— Полагали, что я боюсь воды. Оказалось, нет. Я проплыл весь бассейн под водой. Впрочем, я быстро устал плавать в бассейне. Я бы много дал, чтобы опять поплескаться в прибрежной волне.

— Тебе этого действительно хочется? Очень рада.

— Почему?

— Ой, не знаю. Мне казалось, что ты ненавидишь море.

— Какое-то время я действительно не хотел о нем и думать, но теперь все изменилось. Во всяком случае, мне не может не нравиться Ла-Джолла.

Слезы выступили у нее на глазах от переполнившей радости. Для нее Ла-Джолла имела лишь одно значение: там они встретились.

— Помнишь тот день, когда приплыли котики? — Паула вздрогнула, произнеся слово «помнишь». Она всегда воспринимала его так, как воспринимают слово «видеть», когда разговаривают со слепым.

Брет резко наклонился вперед, его напрягшиеся мышцы на плечах туго натянули мундир. Не допустила ли я ошибку? — с ужасом подумала она. Ей было очень трудно балансировать между необходимостью мягкого терапевтического поведения и не поддающейся логическому контролю любовью к нему.

Но он ответил коротко:

— Мы должны будем вернуться в то время — и скоро. Кажется просто невероятным, что мы находимся всего в пятнадцати милях от того места.

— Я знаю, что скоро ты сможешь поехать туда. Дела идут на поправку.

— Правда, ты так думаешь?

— Ты и сам это знаешь.

— Иногда я чувствую себя совершенно нормально, — медленно произнес он. — Мне просто не терпится вернуться к своей работе. А потом в сознании возникает пробел, и мне кажется, что я откатываюсь назад. Задумывалась ли ты когда-нибудь над тем, что такое абсолютный вакуум? Когда нет ни воздуха, ни света, ни звука? Нет даже тьмы, нет даже тишины. Мне кажется, что мой рассудок сталкивается со смертью, что я почти умер.

Она положила ладонь на его напряженные пальцы, вцепившиеся в подлокотник шезлонга.

— Ты очень даже живой, Брет. Ты отлично поправляешься.

Но его мрачная напряженность пугала ее, заставляла задумываться. Что, если она уже не нужна ему? Что, если ему будет лучше без нее? Нет, такого быть не может. Доктор много раз говорил ей, что она именно тот человек, который ему нужен, что она является для него стимулом к жизни.

— Все это очень долго тянется, — сказал он.