На тройках   ::   Телешов Николай Дмитриевич

Лысково - большое село, раскинувшееся по полугорью, - по зернышку да по семечку заманивало к себе хлебную торговлю, а заманив, вцепилось в нее, как сторожевая собака, и потянуло на свою сторону со всех концов Поволжья, с маленьких сел и деревенек, и нарезало себе улиц, настроило каменных домов, какие сделали бы честь даже уездному городу!

Пока приезжие топали по лестнице, крякали с холода, сбрасывали шубы, Кумачев успел уже вбежать в комнату и осмотреться. Посредине стоял общий стол с тарелками, ножами и погребцом, из которого торчала, разинув рог, горчичная банка. Вслед за Кумачевым вошли и все остальные, расчесывая бороды и слипшиеся волосы. Человек, стоявший в дверях с салфеткою под мышкой, вопросительно глядел на них, готовый сорваться с места по первому слову, но потом, раздумав, подошел к столу и начал лениво трепать об него салфетку, делая вид, что сметает.

- Любезный, а где же хозяин? - сказал Сучков.

- Сию минуту-с! - бойко ответил человек и торопливо ушел.

Все сели вокруг стола; пробовали заговорить, но разговор не вязался. Веселее других глядел Кумачев. Он не оставил без внимания ни одного предмета, поглядел в окно, поцарапал пальцем горчичную ложку, на которой присохли комки, заглянул и в сундук, окованный жестью; таких сундуков много стояло здесь по стенам для продажи. И все ему казалось забавным и новым. Его молодое свежее лицо выражало безграничное удовольствие, и сдержанная улыбка не сходила с губ.

- А знаете, что нам предложит сейчас хозяин? - шутливо сказал Панфилов. - Держу пари, что заливную стерлядь, щи и котлеты! Здесь двадцать девять лет подают одно и то же.

В это время за стеной послышался говор и кашель, потом заскрипели половицы под чьими-то мягкими шагами, и в комнату вошел Дмитрий Ульянович, седенький, ветхий старичок, в валенках, в длинном затасканном сюртуке. Появление его сопровождалось хриплым тяжелым дыханием, довольно громким, отчего казалось, будто в груди у него спрятана машинка, которая должна была шипеть и пищать при каждом вздохе. Едва взглянул Дмитрий Ульянович на компанию, как всплеснул руками и даже остановился.

- Господи, мать пресвятая богородица!.. Вот радостьто! Привел господь на старости опять увидаться!.. Матвей Матвеевич! батюшка! И вы, Иван Александрыч! Да ч го же такое, и Виктор Германович здесь!

Он в умилении замолчал, склонив голову набок и улыбаясь, а машинка в его груди еще просвистела две жалобные нотки.

- Да как же это вы так... все-то разом? Точно сговорились? - заговорил он снова, здороваясь со всеми за руку. - Почтение, сударики мои! поклонился он приказчикам, приветливо улыбаясь, отчего все лицо его сморщилось и седенькая бородка запрыгала с радости.

Перед Кумачевым, однако, он в недоумении остановился и сказал:

- Молодого человека вот не признаю что-то. Не сынок ли Матвея Матвеевича?

- Это молодой Кумачев, - ответил Тирман.

На лице хозяина сейчас же выразилось уважение к громкой фамилии московского богача.

- Здравствуйте и вы, батюшка! - поклонился он почтительно. - Дедушку вашего, царство ему небесное, знавал, Савелья Никитича, и вашего батюшку всегда принимал, когда приезжали; вот и вас господь привел увидать...

Хе-хе-хе, господи боже!.. Чего же прикажете, гости дорогие? - обратился он ко всем.

- А что у вас есть?

- Да что угодно: стерлядочку заливную можно... Хорошая стерлядочка! Щи можно подать, а то и котлетку, ежели будет угодно, зажарим.

- Ну, вот и пожалуйте всего этого.