Надейся лишь на себя   ::   Екимов Борис

В колхозе они работали скотниками, трактористами. Эти "скотники" весьма успешно ликвидировали общественное животноводство на хуторе.

В конце 80-х годов рядом с хутором построили огромный белокаменный животноводческий комплекс. Было создано большое стадо мясного скота, "абердины" - черные, могучие, глядеть любо. Они и зимой могут пастись, из-под копыт добывая корм. А выпасы здесь немереные.

Но начались перестройка и реформирование сельского хозяйства. "Слоб б ода"... Колхозные хуторские работнички попировали всласть. Скот среди бела дня резали, стреляли из ружей, мясо меняли на самогон, гулеванили с утра до ночи. "Пропадали" уже не бычок-другой, а десять, двадцать, тридцать голов. "Слобода"! За два ли, три года общественное животноводство закончилось. На "комплексе" дежурят два караульщика.

А колхозные скотники остались не у дел. Свой скот у них не разводится, несмотря на профессиональный опыт. Живут пенсиями стариков, детскими пособиями, случайным промыслом, большие любители выпить; пьяные и трезвые, горюют о прошлом: "Вот если ба..." Это - лодыри. Можно в кавычки поставить, а можно и так. Все будет правдой.

Еще одна треть хутора - это новая поросль, возникшая на руинах колхоза. Состоит она в основном не из бывших колхозников, а из "дачников", то есть людей, попытавших иной доли - городской. Коньков, Кравченко, Володя, Михаил, Алик, еще один Алик, Магомадов. У этих людей - бахчи, мясной и молочный скот, пуховые козы, лошади, птица. Пусть невеликое, но производство не только для своей семьи, но и для рынка.

Конечно, Коньков, Пушкины, Синицын, Семерников - это не Миусков, не Штепо, не Гришины. У последних хозяйственный оборот на порядок и более выше: не сто гектаров, а тысячи. Но могучих хозяев, этаких "латифундистов", у нас пока очень мало. Не они создают продовольственный рынок. На калачевском базаре, на волгоградских рынках покупают люди мясо от Пушкиных, Кравченко, арбузы и дыни от Конькова и Синицына, молоко - с камышевских, голубинских подворий, где новый сельский порядок создается понемногу на руинах, а порою еще на живых развалинах колхоза. Нынешние перемены в сельском хозяйстве происходят без руководящего шума и грома, хотя он повсеместно и ежедневно раздается... Но настоящие, коренные "реформы" идут нынче не столбовой дорогой, не большаком, под "мудрым руководством", они пробираются путями окольными, проселком, стараясь меньше себя выказать, чтобы в очередной раз не "пересчитали", лишний раз "не обложили", потому что доходов больших пока нет, а надо жить на себя лишь надеясь. Руки-ноги есть, голова на месте, в подмогу на весь хутор четыре колесных трактора, собственных, стареньких, но для дела гожих.

До асфальта - почти тридцать верст, до райцентра - шестьдесят, до областного города вовсе далеко. До Москвы - много ближе. Телевизор да радио без передыху галдят: Чечня, Путин и прочее. А вот про нового председателя колхоза, которого два дня назад выбрали, старого прогнав, про это хуторянам лишь я рассказал. Новость мою встретили равнодушно. (Хотя все земли хутора числятся в колхозе: земельные, имущественные паи - там.) Но это равнодушие понятно: веры совсем нет. Десять лет передряг. Что ни год, "новые формы" (АОЗТ, КСП, МУСП...), новые начальники... А проку? "Надейся на себя", - вот что отчетливо понято.

А на центральной усадьбе - очередное собрание. Новый председатель. До этого он был заместителем. Теперь будет председателем. До нового собрания. В нашем районе у восьми председателей из двенадцати стаж руководства - от одного месяца до года. Нормальные ответственные люди в председатели сейчас не пойдут.

На центральной усадьбе - собрание, в райцентре - совещание, в областном городе - расширенная коллегия, в масштабе страны только на этой неделе два "мероприятия" по селу: в Москве и в Орле.