Наши добрые соседи   ::   Арагон Луи

Особенно жалко выглядели распотрошенная подушка и сорванная занавеска. Я с грустью взглянул на опустошенную ими литровую бутылку (вино можно будет получить только во вторник) и на пустую суповую миску.

Полина все еще не могла успокоиться. Во всем, конечно, виноват я сам. Чего только я от нее не услышал. Самую большую оплошность я совершил, когда заговорил о так называемом возлюбленном корсетницы. Почему о так называемом, Полина?

Она ответила, что это, конечно, был друг Пишерелей, но зачем мне надо было; впутывать в эту историю Пишерелей, говорить о них в присутствии полицейских? А почему это я не должен был говорить о них, я ничего не понимал...

- Ты прекрасно знаешь, - сказала она, - не старайся казаться глупее, чем ты есть, их сын воюет у де Голля...

- Пусть так, но не могли же они это рассмотреть на старой фотографии. К тому же это просто их друг... который, насколько мне помнится, попал под машину, а может, умер от воспаления легких...

И вдруг-да что это с Полиной? Ни Пишерели, ни корсетница больше ее не интересовали. Я хотел было открыть окно, проветрить комнату, но она не дала мне этого сделать.

- Оставь в покое окно, иди скорее сюда! - крикнула она.

И бросилась на кухню, в дальний ее угол. Я посмотрел на часы. Бог мой, конечно же. И тогда мы уселись у газовой плиты и обратились в слух. В соседней квартире голос из приемника орал что есть мочи:

- Сегодня семьсот пятьдесят третий день борьбы французского народа за свое освобождение...

Полина яростно потрясла кулаком.

- Сволочи, - проговорила она, - мы могли из-за них пропустить последние известия.