Наследники   ::   Федоров Евгений

Тихо звякая шпорами, ротмистр прошелся по комнате. Мягкий ковер заглушал его крадущиеся шаги. В номере не хватало света, толстые пыльные шторы не пропускали солнца. Лицо Прокофия выглядело бледным, глаза беспокойно бегали.

Офицер льстиво продолжал:

— Мы так много о вас наслышаны. Право, осчастливьте нашу милую компанию…

Он ласково взял Демидова под локоток и шутя потянул его:

— Ну идемте же, сударь…

Прокофий не устоял против соблазна и подумал: «И впрямь, отчего же не пойти и не повеселиться часок?»

Ротмистр провел Демидова в небольшую горницу, утопавшую в клубах дыма. За столом сидели изрядно подвыпившие офицеры, с ними двое статских. Один из них — согбенный старик с напудренной головой, в шитом разноцветными шелками атласном камзоле. Он сидел, опустив на грудь голову. Второй — высокий, костистый, с лошадиной челюстью и наглыми глазами — метал карты. Взгляд Прокофия Акинфиевича упал на длинные жадные руки банкомета. Они жили своей особой жизнью: необыкновенно подвижные пальцы напоминали липкие щупальца страшного морского животного. Они дрожали, сплетались, тянулись к золоту, лежавшему горкой на зеленом поле стола. Взор Демидова скользнул от этих червеобразных пальцев на запятнанный бархатный кафтан банкомета, рваные кружева и грязное жабо.

Банкомет выжидательно уставился в вошедшего Прокофия Акинфиевича.

— Прикажете карту? — бойко спросил он.

— Ах, сударь! — засуетился вдруг благообразный старичок, но тут же осекся под злым взглядом ротмистра.

— Садитесь, сударь! — пригласил ротмистр.

Не успел Демидов и глазом моргнуть, как перед ним мягко легли три карты. Он поставил десять червонцев…

— Ваша взяла! — послышался из клубов табачного дыма голос банкомета, и червонцы придвинулись к Прокофию. В сердце шевельнулась жадность. Демидов бережно сложил червонцы в столбик и вновь взял карту.

— Ваша взяла! — вновь раздался скрипучий голос банкомета, и опять золотые придвинулись к Прокофию.

— О, вам везет, сударь! — прохрипел густым басом ротмистр. — Счастливы в карты, несчастны в любви, — засмеялся он с хрипотцой, смех его походил на шипение старинных ржавых часов, собирающихся отбивать время.

— Ах, сударь!.. — снова вздохнул старичок и осекся.

— Замолчи! — прикрикнул на него ротмистр.

Демидов не замечал ни многозначительных взглядов, ни вздохов старичка: он весь ушел в созерцание длинных пальцев банкомета. На указательном каплей крови дрожал рубин. Партнеры молча выкладывали золотые. У Демидова раздувались ноздри, дрожали руки. Весь он скрытно трепетал в страшном внутреннем напряжении. Глаза его сверкали. Необузданная страсть овладела им. Казалось, все тело, душа слились в одном ненасытном желании: золота! золота!..

Офицеры приумолкли, в комнате наступила тишина. Старичок поднял голову и потянулся к столу. Перед заводчиком лежала груда золота.

— Сударь, немедленно прекратите игру! — воскликнул старик, но сразу же притих.

— Молчать! Это нечестно! — заревел ротмистр.

— На все! — сказал Демидов и грудью навалился на край стола, готовясь принять новый поток золота. Банкомет, озабоченно наморщив лоб, крикнул:

— Дана!..

Это был лишь короткий миг. Казалось, кровь замерла в жилах, все напряглось в невероятном ожидании. Пальцы Демидова рванулись было вперед…

— Бита, сударь! — равнодушно закончил банкомет, и его зеленые глаза хищника сузились в щелочки.

Прокофий Акинфиевич утер капельки пота, выступившие на лбу. Словно ветер смахнул прочь золотой листопад…

Но жадность цепко держала Демидова. Он вынул туго набитый кошель и звенящей струей высыпал все дорожные деньги.

— Не везет в любви, зато повезет в картах! — бодрясь, сказал он.