Тройная игра   ::   Незнанский Фридрих Евсеевич

«Благородно» раньше было любимым словцом Гуськова. В ресторан его ведешь, войдет в зал, оценит интерьер и, если понравится, если богато, непременно скажет: «Благородно!» Взятку несешь, пересчитает — все в порядке: «Благородно». Успешно облегчился в туалете, попал струей в писсуар — опять «Благородно!»…

Игорь Кириллович шел по «начальницкому» коридору — тихому, малолюдному. Ноги, утопая в толстом ковровом покрытии, делали шаги совершенно бесшумными, и, может, поэтому он напрягся, когда на его пути открылась с тихим шорохом одна из боковых дверей и оттуда вышел, словно бы специально поджидал его, генерал-майор милиции Суконцев. Они были давно знакомы, Суконцев прекрасно знал, кто он такой, но сейчас, в новых генеральских погонах, не счел нужным ответить, когда Игорь Кириллович кивнул ему в знак приветствия. И Разумовский, не сбавляя скорости, пошел дальше, чувствуя, как Суконцев, вынужденно пристроившись сзади, идет за ним следом. Ощущение возникло исключительно неприятное, будто Суконцев конвоирует его. Игорь Кириллович даже приостановился, чтобы пропустить генерала вперед, но тот тоже притормозил и с кислой миной показал гостеприимно широким жестом — ничего, мол, иди первым. При этом он вдруг почему-то даже снизошел до разговора с ним.

— Что, к Гуськову? На прием?

— Точно так-с, — ответил Игорь Кириллович. — Владимир Андреевич мне на три назначил. — Он уже догадывался, что движутся они в одном направлении и теперь уж так и будут двигаться вместе. И угадал.

— Ну вот видите, и я к нему, — неизвестно зачем сообщил ему Суконцев и снова замолчал.

«Ну и личико, — подумал Игорь Кириллович, стараясь не смотреть на генерала. — Увидишь во сне — проснешься в холодном поту!» У Суконцева было длинное, узкое лицо, холодное, бесстрастное и такое костистое, словно под обтягивавшей его череп кожей не было ни мышц, ни других мягких тканей — недаром его сослуживцы за глаза звали «СС — Мертвая голова». Единственное, что портило точность этого замечательного прозвища, полные, алчно-красные губы, выделявшиеся на этом лице таким ярким пятном, что казались неприятно порочными, будто подведенными помадой. «Надо же, а сынок почему-то мордастый, как Гуськов. Может, Суконцев и бабу свою начальнику удружил?», — почему-то подумал Игорь Кириллович и тут же укорил себя: не к чему свою злобу против Толика переносить на кого-то еще, тем более на какую-то женщину, которую он и в глаза-то не видел…

Так они и шли: Грант впереди, Суконцев сзади, как конвоир — почему-то не захотел идти рядом, ронять свое генеральское достоинство. «Шаг влево, шаг вправо… считается побегом», — усмехнулся про себя Игорь Кириллович и со злости даже подыграл малость: заложил руки за спину — арестованный, да и только, разве что вместо робы — дорогой французский костюм с белоснежной сорочкой и кокетливо выпущенным из нагрудного кармана платочком той же ткани, что и галстук.

Впрочем, на пороге гуськовского кабинета они все же поменялись местами. Суконцев, не слишком вежливо оттеснив его, вошел в «предбанник» первым.

— Подожди пока, — буркнул ему свежеиспеченный генерал, намереваясь войти к начальству в одиночку, но вставшая им навстречу секретарша все переиграла:

— Владимир Андреевич просил сказать, чтобы господин Разумовский заходил сразу, как появится.

Суконцев хотел было возразить что-то, но секретарша, решительно распахнувшая дверь гуськовского кабинета, громко, чтобы слышал хозяин, объявила:

— Пришли оба, Владимир Андреевич!

Гуськов сидел за огромным рабочим столом, развалясь в своем громадном кожаном кресле, как в дачном шезлонге — расположился полулежа, выбросив далеко впереди себя ноги, длину и начальственную значимость которых подчеркивали широкие алые лампасы.