Нежеланное путешествие в Сибирь   ::   Амальрик Андрей Алексеевич

С самого начала я подумал, что передо мной сотрудник Московского управления госбезопасности.

- А эти молодые люди - дружинники, - указал он на своих штатских спутников, обращаясь не столько ко мне, сколько к американцам. Молодые люди учтиво поклонились, опять же не мне, а американцам.

- Так, значит вы нигде не работаете, - повторил старший лейтенант, рассматривая мой паспорт. Я уточнил, что не работаю на постоянной работе, а подрабатываю временно.

- А вы где работаете? - спросил он Диму Плавинского.

- Я работал на телевидении, - ответил Дима; "работал" звучало довольно предательски, однако старшего лейтенанта это, по-видимому, не так уж интересовало.

- А вы где работаете? - сурово обратился он к американцам, словно ожидал, что и они нигде не работают. Но оказалось, что в отличие от нас с Димой оба работают, один в посольстве США, другой в журнале "Ньюсуик".

- И это ваши друзья! - с пафосом сказал мне оперативник, возвращая им документы. - Давно вы с ними связаны?

- Что значит связаны?! - сказал я. - Мы знакомы, а не связаны.

- А зачем они пришли к вам?

- Посмотреть картины.

- Да, мы пришли посмотреть картины, - в один голос сказали дипломат и корреспондент. Оба они были сильно напуганы и, видимо, боялись, что поедут отсюда уже не на Кутузовский проспект, а на Лубянку, хотя было неясно, в чем состоит их вина, ведь прийти к кому-то посмот-реть коллекцию картин или даже взять интервью - это еще не преступление.

Все стены моей маленькой комнаты были завешаны картинами, многие картины стояли и лежали на шкафу и на полу.

- Это те картины, которые вы продаете иностранцам? - любезно спросил старший лейтенант.

- Я не продаю никаких картин, - ответил я.

- А что, они не могли посмотреть картины в другом месте? - уже грубее спросил он.

- Очевидно, их интересовала моя коллекция, - тут я решил несколько прихвастнуть и добавил: - в Москве всего несколько человек собирают современных художников, и я среди них хорошо известен.

Мое хвастовство не понравилось дружинникам. Один из них что-то неодобрительно пробор-мотал о картинах, кажется, что это не картины, а барахло. Другой иронически заметил, что, оказывается, не я один занимаюсь "подобными делами".

После этого старший лейтенант сказал американцам, что они могут ехать домой. Я вышел в коридор проводить их под присмотром одного из дружинников. Пока они с потерянными лицами пожимали мне на прощание руку, я испытывал крайнюю неловкость, так как думал, что, если не дипломат, то во всяком случае Коренгольд может заподозрить меня в том, что я провокатор, специально подстроивший это свидание.

- А теперь поедем с нами, - сказал старший лейтенант мне и Диме, когда американцы ушли.

- Есть у вас ордер на задержание? - спросил я.

Сначала меня не поняли, оперативникам показалось, что я спрашиваю, есть ли у них машина. Как потом выяснилось, была машина, почему-то замаскированная под грузовое такси. Когда же они поняли, что я спрашиваю про ордер, старший лейтенант даже удивился.

- Какой там ордер, - сказал он, - мы приглашаем просто поговорить.

- Без ордера я не поеду, - сказал я.

- Нет, поедешь.

- Тащите силой, если хотите, - сказал я, - иначе я не поеду.

- Собирайся и поезжай! - внезапно гаркнул капитан Киселев. До сих пор он играл роль молчаливого статиста, но мое упрямство возмутило его. - Ты что, не советский человек, раз не подчиняешься власти?!

- Почему же, я подчиняюсь советской власти, но не вам, - ответил я. Такой иезуитский ответ озадачил участкового.

- Поезжай, не то хуже будет. Поезжай, мы просто с тобой хотим поговорить по-хорошему, - так еще долго уговаривал меня и угрожал мне старший лейтенант, но я твердо решил не ехать.