О, душа моя   ::   Зуев В

"Господи, о чем она!" - подумал Соловьев и вдруг спросил о том, главном,о чем изготавливался спросить, но не мог выговорить, и что спросилось само собой:

- Послушай, что ты думаешь о Боге?

- А ничего, - тут же, словно о мимолетном, отозвалась Катя и снова показала ему пакетик. - Бога нет - вот и все, что думаю.

- Зачем тогда в церковь ходишь? - наобум спросил он.

- Все ходят. Надо же чего-то праздновать... И потом, вдруг он есть, вдруг оттуда на нас смотрит и все знает - что тогда, а? - Она наморщила лобик и разочарованно вздохнула: - Ты что, совсем не можешь, или?..

- Чего - "или"? Веры в тебе нет и послушания: водку жрешь, деньги любишь, в кармане - презерватив... Не будет тебе спасения! Будешь в аду, на сковородке, и в это самое место тебе черти смолу лить станут за блядство.

- Не станут, - расхохоталась шлюха, неожиданно развеселясь. - Черти они тоже в "Этих местах" толк знают. Хочешь анекдот?

- Захлопни пасть, сучища! - зашипел Соловьев, волнуясь от невозможности объяснить, растолковать этой дуре все, что складывалось в его голове, от собственного косноязычия, от того, наконец, что славно задуманное так трудно осуществлялось.

Глаза ее тут же налились слезами, и, сквозь эти влажные подвижные линзы, она поглядела на него, как смотрят на идиота сквозь стекло больничной палаты - с брезгливостью и опаской.

- Брось дрожать, слушай! - Превозмогая слабость, Соловьев подсел к ней поближе, обнял за талию и, как мог сильно, прижал к себе; в ней что-то хрустнуло и забилось, она сдавленно выдохнула "ой!" и вся напряглась, как напрягается послушная собачонка перед ударом. Тогда он поцеловал мокрые глаза и щеки, и снова поцеловал, поворачивая и подставляя под свои губы ее сморщенное слезливой гримаской лицо. - Слушай, вот твоя жизнь -для чего? Что тебе в ней: деньги?

независимость? теплый клозет ,когда все есть и ни о чем не надо заботиться? Тебе нужны деньги, живые большие деньги - сорить, не считая, плевать на всех маленьких и суетливых, дармоедов с портфелями, надутых индюков, быть покупателем, а не покупаться за гроши, как покупаются все, все, все?! Я покупал, а не продавался. Я имел столько баб, что ты и до половины не сочтешь. Я всегда поступал, как хочу, и ни от кого не ждал советов и указаний наподобие "вперед, к светлому будущему!" Если существует ад, то мое место там! В этом-то и загвоздка:

я хочу откупиться и выжить, я жить хочу, ты понимаешь, ты, продажная тварь! И вот как-то ночью, когда я уже сдыхал от боли и готов был пристрелить себя, как мальчишка, напустивший себе в штаны, меня точно по лбу стукнуло: постой, если существует ад и если есть Богато каждая живая душа, отнятая у дьявола и обретенная им, дорога Ему и Им любима. Я хочу откупиться тобой! Если Он есть, если Он только есть, Он примет у меня спасенную твою душу, и я очищусь и смогу немного еще пожить. Я смирился, я просил Его со смирением, я даже нацепил этот крест и зажигаю вечерами свечу. Послушай, я молюсь ему: дьявол не помог мне, а ведь я продался ему с потрохами - помоги мне Ты, докажи, что Ты есть, что Ты - милосерден и справедлив! А во искупление я приведу Тебе живую душу, я наставлю ее по пути Твоему, я спасу ее от греха и скверны. Понимаешь, это как прозрение, как знак Господень! Лишь только я понял - и боль отступила, я почти не слышу ее; и приступов стало меньше... Помоги мне, отдайся вся - пусть это будет во благо, пусть!

Все более и более вдохновляясь, Соловьев ловил ее за руки, возбужденно и болезненно шептал, брызгая слюной в ее помертвелые, точно мелом выбеленные губы.

- Отпусти меня! А-а! - вдруг закричала шлюха, вырываясь и выпучив ослепленные ужасом глаза.

Бросившись за ней, слыша треск рвущейся ткани, вылавливая и подавляя обезумевшие ее руки, Соловьев и сам как бы обезумел и, отбросив ее на диван, несколько раз ударил по лицу и по выставленным навстречу ладоням. Ты что? Ты решила, что я...