Бриллиантовое бикини   ::   Вильямс Чарльз

Папа нажал на тормоз и остановился, а тот тип выпустил бинокль, повисший на ремешке у него на шее, и уставился на нас. Я попытался углядеть, что это он там высматривает, но вокруг виднелись лишь поля да деревья.

— Что ищете? — полюбопытствовал папа. Внутри машины оказался еще один мужчина, и тоже в белой шляпе. Он вылез наружу и переглянулся с первым.

— Самолеты, — отозвался тот с крыши.

— Вправду? — удивился папа.

— Безусловно. Мы из противовоздушной обороны, — подтвердил второй и ухмыльнулся, сверкнув золотым зубом. — Вдруг русским взбредет в голову полететь этой дорогой. А вы, ребята, куда путь держите?

Папа с минуту задумчиво глядел на него.

— В аэропорт, — доверительно сообщил он наконец. — И если встречу русский бомбардировщик, непременно дам вам знать.

Отыскав колею влево, мы проехали сквозь ворота из колючей проволоки и, чуть спустившись по склону среди деревьев, внезапно увидели ферму дяди Сагамора.

Тут-то мы и почувствовали эту вонь.

Папа ударил по тормозам, и мотор заглох.

— Милостивый Боже, — ахнул он, — это еще что?

Зиг Фрид заскулил и заерзал на заднем сиденье. Папа снял шляпу и, задыхаясь, принялся ей обмахиваться. Минуту-другую спустя вдруг стало полегче, и мы снова смогли дышать. Наверное, ветер, на наше счастье, подул в другую сторону.

— Воняет оттуда, — говорит папа. — Прямо от дома.

— Как ты думаешь, что это сдохло? — спрашиваю я.

Папа покачал головой:

— Ничего не могло настолько сдохнуть. Мы дружно поглядели на ферму. Справа виднелся бревенчатый сарай, а прямо перед нами, в тени большущего дерева, стоял дом, весь серый, наверное старый-престарый, и тоже некрашеный. Спереди торчало широкое крыльцо. Над крышей вился белый дымок из трубы, но самого дяди Сагамора нигде не было видно.

А потом до нас донесся стук молотка, и мы повернулись влево поглядеть, в чем дело. С той стороны под холмом сквозь деревья просвечивало озеро, а примерно на полпути вниз какой-то мужчина что-то строил. Ну и диковинное же было сооружение, сроду такого не видывал. Я так и не разобрал, что же это за штука.

— Это дядя Сагамор? — спросил я.

— Чтобы Сагамор работал? На самом солнцепеке? — Папа замотал головой, озадаченно уставившись на того чудака и штуковину, к которой он приколачивал доски.

С тех пятидесяти ярдов, что нас разделяли, чудака было почти не разглядеть, видно только, как солнце поблескивает у него на макушке, словно волос там негусто.

— Ну точно не Сагамор, — подвел итог папа. — Но вдруг он знает, где он?

Ветерок улегся, так что вонь нас не доставала. Папа завел мотор, и мы помаленьку двинулись вниз с холма. Я во все глаза таращился на то диковинное сооружение, пытаясь все-таки разобраться, что же это. Да только без толку. Похоже, что спервоначала он задумывал лодку, но по ходу дела передумал и захотел построить вместо нее дом, а еще потом решил: а, ну ладно, черт с ним со всем, будь что будет, — и принялся попросту приколачивать доски без разбору.

Снизу стоял здоровенный короб, размером примерно с жилой прицеп, а на нем — еще один ящик. Ни тот, ни другой еще не были закончены, поэтому во многих местах зияли сквозные дыры. Дыр вообще хватало, круглых и в форме полумесяца. Сам строитель стоял спиной к нам на лесах на высоте автомобиля и деловито прибивал фанерку на прореху в большой доске.

Судя по всему, он не слышал, как мы подъезжаем. Папа остановился прямо у него за спиной и высунулся в окно машины.

— Эй, — зовет он, — а где Сагамор? Тот и ухом не повел.

— Эй, вы, там! — кричит папа.

Чудак знай себе колотит. Ну, мы с папой переглянулись и вылезли из машины. Зиг Фрид тоже выскочил и давай носиться кругами, время от времени останавливаясь, чтобы как следует облаять этого типа.

Папа, подумав, нажал на клаксон, но чудак по-прежнему ноль внимания.