Обман   ::   Бялко Анна

Валя и тогда много работал, но по вечерам приходил домой в разумное время, общался с сыном, уделяя что-то и на мою долю, и все выходные проводил с семьёй. Бывало даже такое, что мы все вместе куда-то выбирались, жарили шашлыки, устраивали экскурсии и один раз даже играли в пейнтбол. Без чего, впрочем (я имею в виду пейнтбол), я согласна обходиться всю оставшуюся жизнь.

Но когда Митьке исполнилось четырнадцать, Валя решил — и я, подумав и поплакав, с ним согласилась, — что мальчика нужно отдать учиться за границу. Была выбрана частная школа в Швейцарии — столетняя репутация, всемирная известность, элитная клиентура и полный пансион, и вот наш ребёнок, в смешных зелёных штанах по колено и полосатых форменных гольфах, канул за её воротами на долгие четыре года.

Нет, он, конечно же, приезжает к нам на длинные летние каникулы. И мы, особенно я, навещаем его на коротких каникулах или праздниках. И ему, справедливости ради, там хорошо. У него есть друзья, он уже отлично болтает на трех языках, и учат их там всерьёз. Только я все равно не могу отделаться от ощущения, что меня обокрали. И мне кажется, что я совсем уже Митьке не нужна. Глупо, потому что он тоже по мне скучает, и мы перезваниваемся, и вообще мальчик уже большой, ему и надо привыкать к самостоятельной жизни, вот только, только…

Наверное, это потому, что Митя — мой единственный, ранний и очень нужный ребёнок. Так получилось, что я всю жизнь была для него и вокруг него, а он соответственно — со мной.

Мы с Валей поженились очень рано, когда нам было, страшно вспомнить, по девятнадцать. А знакомы были и того больше, с десятого класса. Именно в десятом к нам в класс пришёл новенький, смешной такой парень весь в веснушках, в очках и с лохматыми темно-рыжими вихрами. Я сидела за первой партой, а моя подружка Ирка как всегда опаздывала на первый урок. И этот новенький с девчачьим именем Валя нагло уселся на её место, и согнать его оттуда уже не было никакой возможности. И он так и таскался за мной, как приклеенный, весь последний школьный год. И к концу этого года я к нему настолько привыкла, что когда мы поступили в институты — он на экономический факультет МГУ, а я в Историко-архивный на отделение искусствоведения, — я с ужасом поняла, что мне его не хватает.

Впрочем, Валька не собирался никуда исчезать. Он стоически продолжал заполнять своей персоной каждый обоюдно-свободный момент, а поскольку среди моих сокурсников парней, а уж тем более конкурентоспособных, было совсем не много, на третьем курсе мы благополучно поженились.

И жили долго и счастливо, и умерли в один день… Смешно, но жили мы действительно счастливо, несмотря ни на что. Денег не было, жить было негде. Сперва мы ютились в комнатушке, больше похожей на чулан, смежный со спальней его родителей, потом, когда родился Митя, образовалась комната в коммуналке, потом возникла кооперативная двухкомнатная квартира. Тогда Валька уже окончил институт, защитил диссертацию и стал зарабатывать. Он почти сразу стал много зарабатывать, время было такое, и профессию он выбрал правильно — всегда умел выбирать.

А я с рождением Мити ушла в «академку», прямо с пятого курса. Обидно было ужасно, диплом был вот-вот, рядом, и учиться мне было интересно, хотя как раз в моей будущей профессии практического толку не предвиделось никакого. Но Валька считал, что ребёнок важнее всего, и я согласилась. И просидела с Митей почти полтора года. Но институт я потом все-таки закончила, невзирая на мужнино неудовольствие, — вот вам, кстати, пример борьбы. А потом снова сидела дома. Во-первых, потому, что Митька много болел и его нельзя было отдавать ни в какие сады, а во вторых — из-за предсказанной профнепригодности. Не меня, а собственно профессии. Хотя училась я хорошо, диплом сделала интересный, и можно было даже в аспирантуру подавать.