Обменные курсы   ::   Брэдбери Малькольм Стэнли

Язычники, не будь дураки, увозят золото; княжеские приближенные складывают измельченного святого в раку, князь целует старушку, которая ни в кого не превращается; на болотистом берегу Ниыта, где крестились первые обращенные, воздвигают мраморную усыпальницу, она становится святилищем, со всех сторон стекаются паломники, происходят чудеса: больные отбрасывают костыли, безумцы становятся мудрецами, немые начинают говорить. Впоследствии святого канонизируют, монахи строят рядом с усыпальницей обитель и часовню, а со временем и собор, который вам непременно следует посетить. Легенда, как свойственно легендам, ширится и обрастает подробностями. Память о святом пережила османский гнет и сохранилась даже в нынешние атеистические времена, когда чудеса происходят главным образом в экономике, фимиам кадят святым совершенно иного рода, а У гробницы Вальдопина появился мощный конкурент – мавзолей Григорика на пляшкі Пъртыіі, рядом с которым день и ночь стоит почетный караул в киверах.

Можете думать об этой истории, что хотите. Как любая хорошая повесть, она допускает различные прочтения. Патриотически настроенный историк видит в ней рассказ о становлении нации, христианский теолог – о чудесном Божественном вмешательстве. Для марксиствующих атеистов это аллегория, показывающая, что сила не в князьях с их капиталом, а в единении простого народа. Фольклористы скажут, что повествование со всеми его элементами – неисполнимым договором, волшебным вмешательством и счастливым финалом – замечательный пример морфологии фольклорного сказания. А для еще более модных мыслителей, исповедующих структурализм и обсуждающих подобные вопросы на рю дез Эколь, ну разве это не идеальный образчик pensée sauvage [1] Леви-Стросса в самом что ни на есть девственном виде? Если же вы спросите меня (на вполне законном основании, поскольку история, как-никак, моя), я, вероятно, немного помедлю, закурю трубку, чтобы придать себе более ученый вид, поразмыслю и очень осторожно отвечу, что глубинная структура повествования вполне очевидна: не следует ли сказать, что это типично слакская сказка об обменных курсах?

Ибо, если вам случится посетить Слаку, столицу цыганской музыки, широких улиц и барочных особняков, где проводятся торгово-промышленные ярмарки, собираются конгрессы и вступают во взаимодействие языки, вы по-прежнему найдете все тот же повсеместный обмен и бартер – переход товаров из рук в руки, оценку ценностей, утряску обменных курсов. Это происходит на валютном контроле (гелдъяыіі) в аэропорту; в обменных пунктах (камбьыіі), которые есть в холле каждого космоплотовского отеля; в государственном универмаге МУГ на Вицьвицимуту, где продают как дефицит, так и заваль, и куда многие ходят просто поглазеть на прилавки; в бесконечных неофициальных сделках на скамейках в парках, где резвится на солнце беспечная детвора, пенсионеры наслаждаются заслуженным отдыхом и меняют персик на огурец, а трусы на ярко-розовый бюстгальтер; в валютных магазинах «ВИЩВОК», где туристы наперегонки с партработниками покупают односолодовое виски из редких шотландских долин и синие джинсы, выпущенные другим, гораздо более прославленным Леви-Строссом; в полутемных ресторанчиках, где официант спрашивает: «Платить долеры?», прежде чем сообщить, есть ли в меню мясо; на широких городских улицах, где прохожие просто останавливают и предлагают махнуть ваш костюм на их предметы старины, или, если вы одеваетесь так же плохо, как я, то наоборот. Да, порою в Слаке кажется, что вся жизнь – это сговориться, подобрать, ударить по рукам, положить столько-то человека на чашу весов и смотреть, на какое количество товара потянет.

Так обстоят дела в Слаке, но где жизнь иная? Все только и говорят, что о деньгах, экономисты заняли место пророков.