Одиннадцать минут   ::   Коэльо Пауло

Но она не сомневалась, что этот шанс дает ей Пресвятая Дева, и была уверена в том, что ни одна секунда ее отпускной недели не должна пропасть даром, а кроме того знала: поужинает в хорошем ресторане — значит, будет что рассказать по возвращении. По всему по этому она решила принять приглашение —с тем условием, что и переводчик тоже пойдет, ибо уже устала улыбаться и делать вид, что понимает, о чем говорит иностранец.

Дело было за малым — Марии не в чем было идти в ресторан. Препятствие казалось неодолимым —женщина скорее признается, что муж ей изменяет, чем в отсутствии подходящего туалета. Но Мария, рассудив, что людей этих она не знает и никогда больше не увидит, решила, что терять ей нечего: — Я только что приехала с Северо-Востока, у меня платья нет.

Иностранец через переводчика попросил ее ни о чем не беспокоиться и дал адрес своего отеля. В тот же день, ближе к вечеру, она получила платье, какого в жизни своей не видала, а в придачу — пару туфель, которые стоили столько, сколько Мария зарабатывала за год.

И она почувствовала, что делает первые шаги по дороге, которая грезилась ей в бразильских сертанах, где прошли ее детство и ранняя юность, где года не проходит без засухи, где юношам некуда податься, где стоит ее городок — бедный, но честный, — где жизнь не бьет ключом, а течет вялой струйкой, и один день неотличимо схож с другим. А теперь она станет принцессой Вселенной! Иностранец предложил ей работу, доллары, пару баснословно дорогих туфель и платье из волшебной сказки! Оставалось подкраситься, и тут на помощь пришла девушка-портье из захудалого отеля, где Мария остановилась: выручила, да вдобавок предупредила, что не все иностранцы — порядочные люди, как не все жители Рио-де-Жанейро —бандиты.

Мария это предупреждение пропустила мимо ушей, облачилась в это с неба упавшее платье и, сокрушаясь, что не прихватила из дому фотоаппарат, дабы запечатлеть себя на память, вертелась перед зеркалом несколько часов — до тех пор, пока не поняла, что опаздывает на встречу. Выскочила опрометью — этакая Золушка на балу! — и помчалась в тот отель, где жил швейцарец.

Велико было ее удивление, когда переводчик с ходу объявил, что с ними не пойдет: — Язык — дело десятое. Главное — чтоб ему было с тобой уютно.

— Какой же тут уют, если он не понимает, что я говорю?!

— И не надо. Это даже хорошо. Нужно, чтобы токи шли.

Мария не поняла, что это значит. У нее на родине люди, когда встречались, должны были спрашивать и отвечать, обмениваться какими-то словами. Но Маилсон — так звали переводчика-охранника — заверил ее, что в Рио и во всем остальном мире дело обстоит иначе.

— Ничего тебе не надо понимать. Твое дело — позаботиться о том, чтобы он хорошо себя чувствовал. Он бездетный вдовец, владелец кабаре, вот и ищет бразильянок, которые бы там выступали. Я сказал ему, что ты, как у нас говорят, «не по этому делу», но он уперся, сказал, что влюбился в тебя с первого взгляда, как только ты вышла из воды. И купальник твой ему понравился.

Он помолчал.

— Но я тебе дам добрый совет — если хочешь подцепить здесь кого-нибудь, купальник надо завести другой. Кроме этого швейцарца, он никому в Рио понравиться не может — очень уж старомодный. Таких давно не носят.

Мария сделала вид, будто не слышит.

—И еще я думаю, — продолжал Маилсон, — что он не просто так на тебя запал, как у нас говорят. Он уверен, что у тебя есть все данные для того, чтобы твой номер стал гвоздем программы. Ясное дело, он не видел, как ты танцуешь, не слышал, как поешь, но считает: это все — дело наживное. А вот красота — то, с чем надо родиться. Европейцы, они такие — приезжают сюда в полной уверенности, будто бразильянки в смысле темперамента все до единой — не женщины, а вулкан, и все умеют танцевать самбу.