Оскорбление нравственности   ::   Шарп Том

На стадионе «Воортреккер», говоря о героизме, коммандант Ван Хеерден заверил собравшихся: граждане Пьембурга могут не сомневаться, что южноафриканская полиция готова не оставить камня на камне, лишь бы ничто не потревожило спокойную жизнь обитателей города. В Парке же первопоселенцев он красноречиво возмущался участью, постигшей изнасилованных в Конго монахинь. Поскольку, однако, выступавший непосредственно перед ним миссионер методистской церкви страстно призывал к гармонии в межрасовых отношениях, слушатели сочли, что речи начальника полиции недоставало хорошего вкуса.

И, наконец, в завершение этого хлопотного дня предстоял еще парад стражей порядка. Он должен был проходить на территории казарм конной полиции, и во время его проведения мэр города согласился вручить награду одному из констеблей, отмеченному за выдающуюся храбрость и преданность долгу.

– История с монахинями, о которой вы говорили, по-моему, довольно любопытная, – сказал мэр, когда вертолет оторвался от площадки в Парке первопоселенцев. – Я о них почти позабыл. Это же произошло где-то лет двенадцать назад, наверное?

– Я считаю, полезно время от времени напоминать себе, что нечто подобное может случиться и здесь, – ответил коммандант.

– Пожалуй. Странно, что кафры как будто бы специально охотятся за монашками. И что им в них так нравится?

– Возможно, то, что они девственницы, – предположил коммандант.

– Наверное, вы правы, – согласился мэр. – Надо будет сказать жене, она давно пыталась понять, в чем тут дело.

Под вертолетом проплывали крыши домов, ярко сверкавшие в лучах послеполуденного солнца. Построенная во времена расцвета Британской империи, крошечная столица Зулулэнда все еще несла на себе отпечаток былого великолепия. Над рыночной площадью возвышалось красное кирпичное здание мэрии и городского собрания, выстроенное в готическом стиле. Прямо напротив него стояло строгое классическое здание Верховного суда. Дальше, за железнодорожным вокзалом, располагался Форт-Рэйпир – прежде в нем размещался штаб английских войск, теперь же клиника для душевнобольных, но внешне здания форта совершенно не изменились. По огромному плацу, где могли бы маршировать до десяти тысяч солдат, теперь бродили пациенты больницы. Бывший дворец губернатора был превращен в педагогический колледж, и на его лужайках, где когда-то происходили великолепные приемы, теперь загорали студенты. По мнению Ван Хеердена, смотреть на все это было странно и грустно. Едва он задумался над тем, почему англичане с такой легкостью отказались от своей империи, как вертолет, зависнув над казармами полиции, пошел на снижение.

– Красиво стоят, – сказал мэр, показывая вниз на выстроившихся для парада полицейских.

Ничего, сухо подтвердил коммандант, вынужденный от размышлений о былом великолепии снова вернуться к серой действительности. Он посмотрел туда, где пятьсот человек, лицом к трибуне, ожидали прибытия начальства. На его взгляд, ничего великолепного и даже просто красивого не было ни в этих шеренгах, ни в стоящих позади них шести бронемашинах-«сарацинах» [6] . Вертолет опустился на землю, и, когда его винты перестали вращаться, коммандант помог мэру спуститься и проводил его к трибуне. Полицейский оркестр заиграл бодрый марш, а в нескольких железных клетках разразились лаем и рычанием шестьдесят девять сторожевых собак. Обычно в этих клетках сидели ожидавшие суда негры-заключенные, но сегодня по случаю проведения парада клетки освободили.

– Я за вами, – сказал коммандант у подножия лестницы, ведшей на возвышение к трибуне. Там, наверху, высокий стройный лейтенант держал на поводке огромного добермана-пинчера, зубы которого, как успел с тревогой заметить мэр, были злобно оскалены.

– Нет, только после вас, – ответил мэр.