Остров, или христиан и его товарищи   ::   Байрон Джордж Гордон

Их каждый выстрел - смерть: за трупом труп,

Катяся в глубь с уступа на уступ,

Как раковина, падает на мель.

Живых стремит все выше бранный хмель.

Еще довольно смелых. Окружают

Отвсюду трех; повсюду угрожают.

Их, что живыми взять нельзя нигде,

Смерть, как акулу, держит на уде.

Дралися храбро трое. И, кто пал,

О том врагу стон смертный не сказал.

Был дважды ранен Христиан. Для жизни

Уж не нужна пощада; но отчизне

"Прости" шепнуть он мог в предсмертный час.

Вождю предложена в последний раз

Пощада. Он, как сокол круч, лишенный

Птенцов, с бедром разбитым, погруженный

В полузабвенье, полз. Заслыша зов,

Вдруг ожил - и ближайшим из врагов

Кивнул призывно. Те бегут. Хватает

Ружье, - нет пули, - медную срывает

С камзола пуговицу, в ствол забил,

Прицелился, курок спустил, - убил

Врага, и улыбнулся, - и, как змей,

Повлекся к срыву, где скала прямей,

Глядит в отчаянье. Туда ничком

Подполз он, оглянулся, кулаком

Сжал руку - и с землей, грозясь, простился

Проклятием... рванулся, покатился

Стремниной вниз... и долу, труп безвидный,

Пал, - коршуну добычей незавидной:

Раздранные останки так малы...

Дымился кровью под пятой скалы

Кудрявый скальп, да сталь вблизи чернела,

С которой длань его закоченела,

Под брызгами прибоя ржаветь ей...

Где остальное? Жизнь его частей

Хладела... А душа?.. О, кем изведан

Души заветный путь? Нам заповедан

Долг хоронить усопших, не судить.

Тебе, судящему, не убедить

Тем грозного судьи твоих деяний;

И ты - невольник вечных воздаяний,

И разве смертной мысли нищетой

Умилосердишь суд сердец святой!

XIII

Свершилось. Остров пришлецом оставлен.

Из вольницы - кто пал, кто обесславлен

Оковами. Понурою гурьбой

Стоят в цепях, укрощены борьбой,

На палубе, где доблестно служили.

Но униженья те не пережили,

Что на скале последний бой вели.

В напитанной их кровию пыли

Их трупы тлели. Кралась к ним, взмывая

На влажных крыльях, хищница морская

С голодным криком. А внизу шумела

Стихия равнодушная и пела

Свой гимн бессмертный. Тешились игрой

Стада дельфинов. Рыб летучих рой

Из волн на крыльях кратколетных прядал

И в волны вновь для новых взлетов падал.

XIV

Еще восток предвестьем дня горит,

А Ньюга, как одна из Нереид,

Всплыла - стеречь хранительным дозором

Сон милого. И видит: над простором

Лазурным парус, парус вдруг блеснул!

И тронул ветр, и парус изогнул...

Ей трепет грудь стеснил, чрез миг высоко!

Восторг вздымает перси: враг далеко!

Сомненья нет: плывет он прочь. Развив

Все паруса, минует он залив.

Как тень мелькнул он! Пену моря с вежд

Она стирает: как залог надежд,

Как радугу небес, следит ветрило,

Доколь его от взора не сокрыло

Морское лоно... Радость! Радость! - Пуст

Широкий океан! Из милых уст

Сейчас услышит Торквиль весть свободы!

Под верные нырнула Ньюга своды;

Что чаяла, что знала, все ему

Поведала любовь. Свою тюрьму

Покинули счастливые. Из волн

Поднялись оба. Разыскали челн,

В скалах укрытый Ньюгой по уходе

Врагов, когда он реял на свободе,

Гоним теченьем: в пору догнала

Она ладью, - ладья любви цела...

Нет, никогда не выносил из волн

Так много счастья, счастья утлый челн!

XV

И вновь из волн встает их остров милый,

Не оскверненный вражескою силой.

Нет грозного на взморье корабля

Тюрьмы плавучей. Мирная земля

Озарена надеждой. Ревом трубным

Чету встречают и гремучим бубном

Челны родные. Племя и князья

Приветствуют, как нежная семья,

Детей спасенных. Женщины за Ньюгой

Теснятся и целуются с подругой,

Пытая: как спаслись? Полна чудес

Их повесть. Ликованье до небес

Подъемлет клик. Слывет в толпе туземной

"Пещерой Ньюги" их чертог подземный

С тех светлых дней. И тысячи огней

Сзывают люд из дальних куреней

На пир ночной в честь близких, уцелевших

И подвигом любовь запечатлевших.