От Глухаря до Жар-птицы   ::   Жженов Георгий Степанович

Кстати, сейчас его лицо нравилось мне больше, чем тогда... И глаза... Его темные семитские глаза, хитрый прищур которых и нагловатую самоуверенность погасили последующие страдания. Святая правда, что в глазах человека, как в зеркале, можно прочесть всю его жизнь!

- Гришка?! - Мы пожали друг другу руки.- Живой?

- Как видишь!..

Дальше состоялся следующий диалог.

Он:- Надолго здесь?

Я:- Завтра возвращаюсь в Москву. А ты?

Он:- Я ведь теперь живу в Европе! Завтра еду в Италию, вот так!..

(В этом месте, по его расчету, я должен был испытать зависть. Зависти в себе я не почувствовал.)

Я:- Да, я понимаю...

Он:- Познакомься, моя жена!

(Он представил мне женщину, которую я не запомнил. Мы поклонились друг другу.)

Он:- Может быть, тебе деньги нужны?.. Долларов двести могу ссудить...

(Вопрос явно был рассчитан на публику.)

Я:- Спасибо, Гриша. Свои финансовые дела я вчера еще закончил. Лучше побереги доллары для себя - пригодятся.

Он:- Как знаешь!

(Мы оба молча смотрели друг на друга и не знали, о чем нам говорить дальше.)

Я:- Чувствуешь себя как? Как здоровье?

Он:- Спасибо. Теперь хорошо. А ты? Неплохо выглядишь!

Я:- На севере мясо не портится!.. Сам знаешь...

Он:- Еще как знаю!..

(Опять замолчали. Становилось как-то неловко... Не про погоду же начинать!..)

Он:- Ну что ж, ладно, привет!..

Я:- Привет. Прощай!

На мое "прощай" Гриша усмехнулся иронически, мы пожали руки друг другу и разошлись.

Мои спутники продолжали вопросительно и с любопытством смотреть на меня. Я все еще не мог окончательно прийти в себя.

- Братцы! - наконец сказал я.- Какой потрясающий сюжет в голове... Грандиозно!.. И название уже придумал: "От "Глухаря" до "Жар-птицы".

2

"Дорога в ад устлана благими намерениями" - гласит поговорка.

В день Первого мая за "благие намерения" я получил подарок от своего начальника - очередные десять суток карцера с последующей отправкой на штрафной прииск. Моя "дорога в ад" началась в гараже районной экскаваторной станции (РЭКС) и, пройдя "душе-чистилище" лагерного карцера, закончилась на вахте штрафного прииска "Глухарь", прилепившегося у самого перевала к каменистому, поросшему мхом склону сопки.

Тот злополучный день начался как обычный трудовой день... Первомайский праздник на заключенных не распространялся, лагерь работал, как всегда.

Массовый взрыв уже состоялся. Экскаваторы ППГ трудились вовсю. Пыхтели, скрежетали по вечной мерзлоте ковшами, очищали подошву забоя от взорванных пустых пород (торфов). За бортом забоя росли огромные отвалы мерзлой породы. Вездесущие лоточники, как навозные жуки, уже копошились в них в поисках золота.

Стояла глубокая оттепель. Днем таяли снега, начали оттаивать забои. Вот-вот начнется промывочный сезон.

Начальство всячески торопило с окончанием вскрышных работ, поэтому в праздничный день работали не только заключенные, но и некоторые вольнонаемные, без которых в этот день нельзя было обойтись.

В гараже, где я работал единственным диспетчером, уже с утра все пошло наперекосяк. Машины, развозившие экскаваторам топливо и воду, обслуживали вольнонаемные водители. Некоторые из них не вышли в этот день, видно, еще с вечера начав отмечать праздник, а от тех, кто явился, проку оказалось не много: после нескольких утренних рейсов в забой, к экскаваторам, они ухитрились набраться так, что засыпали у диспетчерского столика, пока я отмечал им путевые листы. Приходилось самому садиться за баранку и выручать товарища.

Вот я и мотался туда-сюда, пытаясь предотвратить простои экскаваторов, рассосать ситуацию в надежде, что мои "павшие" проспятся и вернутся в строй. Но много ли я мог сделать один, когда со всех участков забоя, как сигналы бедствия, неслись тревожные гудки экскаваторов, требовав-ших воды и топлива.