Отчаяние   ::   Набоков Владимир Владимирович

Я иногда спрашивал  себя, за что, собственно, ее люблю, -- может  быть, за теплый карiй раек  пушистых  глаз , за естественную боковую волну в  кое-как  причесанных  каштановых  волосах , за круглыя, подвижныя плечи, а всего вeрнeе -- за ея любовь ко мнe.

Я был  для нея идеалом  мужчины: умница, смeльчак . Наряднeе меня не одeвался никто, -- помню, когда я сшил  себe новый смокинг  с  огромными панталонами, она тихо всплеснула руками, в  тихом  изнеможенiи опустилась на стул  и тихо произнесла: "Ах , Герман ..." -- это было восхищенiе, граничившее с  какой-то райской грустью.

Пользуясь ея довeрчивостью, с  безотчетным  чувством , быть может , что, украшая образ  любимаго ею человeка, иду ей навстрeчу, творю доброе, полезное для ея счастья дeло, я за десять лeт  нашей совмeстной жизни наврал  о себe, о своем  прошлом , о своих  приключенiях  так  много, что мнe самому все помнить и держать наготовe для возможных  ссылок  -- было бы непосильно. Но она забывала все, -- ея зонтик  перегостил  у всeх  наших  знакомых , исторiя, прочитанная в  утренней газетe, сообщалась мнe вечером  приблизительно так : "Ах , гдe я читала, -- и что это было... не могу поймать за хвостик , -- подскажи, ради Бога", -- дать ей опустить письмо равнялось тому, чтобы бросить его в  рeку, положась на расторопность теченiя и рыболовный досуг  получателя. Она путала даты, имена, лица. Понавыдумав  чего-нибудь, я никогда к  этому не возвращался, она скоро забывала, разсказ  погружался на дно ея сознанiя, но на поверхности оставалась вeчно обновляемая зыбь нетребовательнаго изумленiя. Ея любовь ко мнe почти выступала за ту черту, которая опредeляла всe ея другiя чувства. В  иныя ночи -- лунныя, лeтнiя, -- самыя осeдлыя ея мысли превращались в  робких  кочевников . ?то длилось недолго, заходили онe недалеко; мiр  замыкался опять, -- простeйшiй мiр ; самое сложное в  нем  было разыскиванiе телефоннаго номера, записаннаго на одной из  страниц  библiотечной книги, одолженной как  раз  тeм  знакомым , которым  слeдовало позвонить.

Любила она меня без  оговорок  и без  оглядок , с  какой-то естественной преданностью. Не знаю, почему я опять впал  в  прошедшее время, -- но все равно, -- так  удобнeе писать. Да, она любила меня, вeрно любила. Ей нравилось разсматривать так  и сяк  мое лицо: большим  пальцем  и указательным , как  циркулем , она мeрила мои черты, -- чуть колючее, с  длинной выемкой посрединe, надгубье, просторный лоб , с  припухлостями над  бровями, проводила ногтем  по бороздкам  с  обeих  сторон  сжатаго, нечувствительнаго к  щекоткe, рта. Крупное лицо, непростое, вылeпленное на заказ , с  блеском  на маслаках  и слегка впалыми щеками, которыя на второй день покрывались как  раз  таким  же рыжеватым  на свeт  волосом , как  у него. А сходство глаз  (правда, неполное сходство) это уже роскошь, -- да и все равно они были у него прикрыты, когда он  лежал  передо мной, -- и хотя я никогда не видал  воочiю, только ощупывал , свои сомкнутыя вeки, я знаю, что они не отличались от  евойных , -- удобное слово, пора ему в  калашный ряд . Нeт , я ничуть не волнуюсь, я вполнe владeю собой. Если мое лицо то и дeло выскакивает , точно из -за плетня, раздражая, пожалуй, деликатнаго читателя, то это только на благо читателю, -- пускай ко мнe привыкнет ; я же буду тихо радоваться, что он  не знает , мое ли это лицо или Феликса, -выгляну и спрячусь, -- а это был  не я. Только таким  способом  и можно читателя проучить, доказать ему на опытe, что это не выдуманное сходство, что оно может , может  существовать, что оно существует , да, да, да, -как  бы искусственно и нелeпо это ни казалось.

Когда я вернулся из  Праги в  Берлин , Лида на кухнe взбивала гоголь-моголь... "Горлышко болит ", -- сказала она озабоченно; поставила стакан  на плиту, отерла кистью желтыя губы и поцeловала мою руку. Розовое платье, розовые чулки, рваные шлепанцы...