Отчий дом Первые дни в Кибуце Три встречи   ::   Меир Голда

Это было большим несчастьем: девочка лет четырнадцати или пятнадцати - единственное утешение для родителей, должна была перевозить запрещенную литературу с одного места в другое по ночам, или являться на секретные явки в лес, или ходить на нелегальные собрания.

Три года мы жили в Пинске, а потом отец привез нас в Америку. Мне было тогда 8 лет. Я не могу сказать, что я оставила в России что-то такое, о чем бы я очень скучала. Что осталось в моей памяти и что я вынесла оттуда? Очень запомнились зверские лица казаков с нагайками; памятны грустные вечера в ночь на девятый день месяца Ав - день разрушения Храма; до сих пор помню пинские болота, голодные дни в Киеве, крики истязаемых людей в полицейском участке. Конечно же помню, как сейчас, дедушку, дядьев и теток. Они живо встают перед глазами. Несмотря на материальные трудности, для меня жизнь была хороша, я ведь была еще ребенком, мне только было трудно смотреть, как мама переживает и страдает. Чувства были раздвоены - с одной стороны я видела как мама огорчается и беспокоится за мою сестру, с другой стороны я гордилась той большой общественной деятельностью, которой была увлечена моя сестра. И хотя это была запрещенная деятельность, но уж наверняка очень важная.

Я помню этот день, в 1905 году, когда зашла к нам одна из моих теть (она жила в одном доме с семьей Вейцмана) и рассказала, что царь обнародовал конституцию для всего государства. Понятно, что и в нашем городе, как и везде в России, были организованы массовые демонстрации и народное веселье. Но потом выяснилось, что это было ложное сообщение, имевшее провокационный характер. Его распространили, чтобы выявить тех, кто добивается конституции, и арестовать их.

Помню также, как эта же тетя зашла как-то к нам домой в 1904 году. Лицо ее было очень печальным: она сообщила, что умер Герцль. Сестра моя надела черное платье и не снимала траур, пока мы не приехали в Америку в 1906 году.

На этой почве случилось первое столкновение между моей сестрой и отцом.

Когда мы приехали в Америку, отец уже жил там, как было сказано, три года, работая в депо железнодорожной станции Милуоки. Он был организованным рабочим, членом профсоюза, и уже считал себя почти американцем. Квартиру для нас он не мог найти, и мы поселились в комнате, где он до сих пор жил, в доме очень милой семьи.

На следующий день отец пошел с нами купить платья. С маленькой сестренкой, конечно, не было никаких проблем. Что касается меня, то у меня еще не было своего мнения в этих делах. А вот с моей старшей сестрой возникли трения.

Она приехала одетой, как и положено члену революционного общества с идейным самосознанием: черное платье, длинные рукава, высокий стоячий воротник. И вот папа хочет купить ей вещи... Помню ту шляпку, которую папа подобрал для нее - широкополая, соломенная, украшенная всякими яркими цветами Сестра моя, конечно, отказывалась надеть ее И тут произошло столкновение между ними Отец пытался разъяснить ей, что здесь Америка, а не Россия, и здесь так одеваются. А она - настаивает на своем

Дело еще в том, что у отца уже таилась обида на мою сестру, после того, как мама писала в своих письмах обо всех страданиях, которые моя сестра причинила ей, и что следствием этого был наш вынужденный отъезд из России.

Можно сказать, что когда мы приехали в эту страну и все было нам ново, отец уже чувствовал себя настоящим американцем. Больше всего это выражалось в том чувстве свободы, которое он приобрел за три года.

В сентябре месяце празднуют в Америке "День Труда". Центральным событием этого дня является марш трудящихся - организованный поход, совершенно легальный. Отец предложил маме взять с собой детей, встать на углу главной улицы и смотреть, как он марширует вместе со своим профсоюзом.