Отчий край   ::   Седых Константин Федорович

Потом сильным, слегка хрипловатым голосом затянул:

Долго мы в тюрьмах страдали, Долго нас голод томил…

Люди в шеренгах радостно вздрогнули, подтянулись и слаженно подхватили сотнями голосов:

Черные дни миновали, Час искупленья пробил.

Обретая в этой поддержке новую силу, еще уверенней и красивей продолжал запевать седоусый:

Свергнем могучей рукою Гнет роковой навсегда.

И вся колонна клятвенно подтвердила воедино слитыми, полными торжества и силы голосами:

И водрузим над землею Красное знамя труда…

Еще не улеглась поднятая шахтерами пыль, как появилась другая колонна. И опять кто-то не выдержал, во всеуслышание сообщил:

— Дальний вокзал!.. Деповские…

Увидев запрудивших тротуары зрителей, деповские, выравнивая ряды, пошли широким пружинистым шагом. Тотчас же над одетыми в черные шинели и дубленые полушубки шеренгами всплеснулся звонкий, дрожащий от нетерпения тенор:

Слушай рабочий, Война началася, Бросай свое дело, В поход собирайся.

А потом грянул обжигающий душу припев:

Смело мы в бой пойдем За власть Советов.

И, как один, умрем В борьбе за это.

Неотрывно и жадно вглядывался Гавриил в проходивших мимо молодых и старых, в усатых и безусых рабочих, в женщин и девушек, в подростков с надетыми набекрень шапками, с горящими озорством и задором глазами. Он видел, что люди шли с большой охотой и удовольствием.

— Теперь нам надо к Нарсобу! — сказал Гошка. — Самое интересное там начнется… Вот, товарищ Чубатов, до чего дожили. Разве думали мы в заграничном госпитале такого дождаться?

— Мы еще и не этого дождемся, — ответил ему Чубатов. — Мы народ крепкий, мы до мировой революции доживем. Как ты, Ганька, думаешь?

Гавриил не успел ответить Чубатову, как рядом раздался чей-то насмешливый голос:

— Далеко загадываешь, гражданин.

— Ничего недалеко, — вскипел Чубатов. — Теперь дело пойдет. Объединимся с Россией, оправимся и такую житуху у себя устроим, что и умирать не захочешь, Тогда, глядя на нас, все заграничные рабочие и мужики переворот устроят.

В это время несколько человек сошли с тротуара и пристроились к колонне рабочих с Большого острова.

— Давайте и мы с ними! — предложил Гошка — Этак всего вернее будет. Нарсоб-то, гляди, как милиция оцепила.

— Это можно! — согласился Чубатов.

Они сбежали с тротуара и спросили у шагающих последними смешливых и острых на язык девушек:

— Можно нам с вами?

— Давайте! Если холостые, то с нашим удовольствием. Вашего брата теперь в обрез, давно на всех не хватает. Приходится всякого привечать, — говорила проворная толстенькая хохотушка, разглядывая Гошку и Гавриила.

— Тогда давайте знакомиться! — сказал Чубатов. — Веселых мы любим. Сам-то я, правда, женатый, да зато мои орлы холостые. Они ребята бывалые, три года в сопках партизанили. Это вот Гошка, завтрашний красный генерал, а это Ганька — будущий губ-гоп-ком. Держитесь, девки, за них, не отпускайте!

Девушки от шутки Чубатова расхохотались еще больше, а смущенный Ганька хмурился и молчал.

— Он у вас немой, что ли? — показывая на Ганьку, спросила кареглазая круглолицая дивчина в сером полушубке и синем платке.

— Нет, он только стеснительный. Не приучен еще за вашей сестрой ухаживать, — говорил Чубатов, заставляя Гавриила еще больше краснеть и злиться.

…По пути к Нарсобу манифестанты проходили мимо здания Дальбюро ЦК РКП(б). Там с балкона второго этажа приветствовали их секретари и члены Дальбюро.

— Да здравствует Народно-революционная армия, освободившая от интервентов и белогвардейцев Приморье и Владивосток!..

— Ура! Ура! — отвечали манифестанты, размахивая руками, кидая в воздух шапки и папахи.

— Товарищи рабочие! Требуйте немедленного воссоединения с Советской Россией!..

— Да здравствует великий вождь рабочих и крестьян товарищ Ленин!

И снова рвалось в звездное небо, оглушительно раскатывалось над колоннами многоголосое восторженное «ура».