Отдай мое   ::   Тарковский Михаил

Ведь то, что она к вам приходит, это говорит о том, что и ее душе нет покоя, что и ее душа между небом и землей метается неприкаянная, и пока она не обретет покоя, и вам жизни не будет. Возьмите ручку и запишите. Это очень простое упражнение, его нужно повторять каждый день перед сном. Вы должны представить вашу бабушку и сказать ей: "Пожалуйста, возьми свое, отдай мое и оставь меня". А когда засыпаете, представляйте спокойный-спокойный, огромный-огромный, золотой-золотой... солнечный диск. Я уверена, что все получится. Всего вам доб-лр-ого, - сказала Жанна и улыбнулась особенно виновато.

Перед сном Митя проглотил все положенные шарики и, уже лежа в постели, представил изможденное бабушкино лицо и произнес:

- Ну, пожалуйста, возьми свое, отдай мое и оставь меня.

Он так умотался за день, что глухо проспал всю ночь, лишь под утро приснилась какая-то канитель с визой. Будто за столом в посольстве сидит с очками на носу Хромых и говорит:

- С какой целью вы намылились в Б-л-р-итанию?

На следующий день предстояло собрание в лаборатории Поднебенного, на котором должны были решить, перезаключать ли с Митей договор.

Сотрудники рассаживались, тетушки, среди которых одна держала наготове открытую папку, старались не шуметь, косились на Поднебенного, угрюмо сидевшего за столом и уставившегося в бумаги. Запыхавшаяся Оструда Семеновна в казенной кацавейке протиснулась меж рядов, кивая и оглядываясь, - как всегда, с необоснованно сияющим видом.

- Здравствуй, Ася, - по-домашнему гуднул Поднебенный, глядя в чью-то увесистую диссертацию и краем глаза пробегая реферат своего кубанского фаворита под названием "Приход свиньи в охоту и поведение ее под хряком". Сам он тоже чрезвычайно напоминал хряка: боковины шеи, мощно переходящие в щеки и плотно вздрагивающие, белесая щетина по розовому и нездорово красное нахмуренное межбровье.

Поднебенный откашлялся и оглядел враз встрепенувшихся присутствующих:

- У нас тут небольшие изменения в повестке собрания...

Тетушка с папкой наклонилась к соседке:

- Наверно, не продлят. Что-то перед собранием они говорили нехорошо.

Поднебенный грозно взглянул на болтушку:

- ...в связи с тем, что Дима Глазов уходит от нас на производство...

Послышалось протяжное "а-а-ах!". Все зашевелились и оглянулись на Митю. Тетушка с блокнотом горестно всплеснула руками.

- ...переводом в Южно-Туруханский госпромхоз, - закончил Поднебенный. Посыпались вопросы.

- Да, охотником, - сдержанно и глухо ответил Митя, хотя внутри все пело.

Вечером долго не удавалось заснуть, вспоминался прошедший день, он представлял Поднебенного, который своим всесильным видом, вескими словами "уходит на производство" как бы тоже приобщался к повороту Митиной судьбы и наслаждался паникой сотрудников. Представлял Хромыха: прощаясь, тот особенно твердо посмотрел ему в глаза и резанул: "Все. Давай", что означало: "Дуй в свой Лондон и быстро назад, а то как даст морозяка, так и вмерзнешь посреди Хурингды вместе с хахоряшками".

Спать надо, подумал Митя и закрыл глаза. Из темноты с естественной и привычной неизбежностью выплыло строгое бабушкино лицо.

Забери свое, отдай мое... - думал Митя. Забери - отдай... Твое мое... Что твое? Что мое? Что вообще значит "мое" и "твое"? И как определить границу, когда давным-давно нет ни "моего", ни "твоего", а есть только "наше". Бескрайнее наше, где слито в одно - и князь Андрей, и капитан Тушин, и "парнишка из второго батальона", которого ты, как ни старался, не смог не впустить в свою отзывчивую душу, и дед, колющий листвень на берегу бескрайней реки, в которую не войдешь дважды и в которой никогда не разберешь, где кончается вода и где начинается небо. И которая по берега полна странной штукой под названием "свобода".