Отныне и вовек   ::   Джонс Джеймс

 – Зато Вождь – лучший армейский бейсболист на Гавайях, потому Старик с ним и цацкается, а Хомс ничего не может сделать. Кстати, Вождь уже четыре года в седьмой роте, а все в капралах ходит.

– Он может уйти от Хомса и запросто получить сержанта в любой другой роте. Если мне будет совсем невмоготу, переведусь еще куда-нибудь. Это всегда можно.

– Да? Ты уверен? А знаешь, кто в седьмой роте старшина?

– Знаю. Тербер.

– Правильно, дорогой. Милтон Энтони Тербер. Он же – Цербер. Был у нас штаб-сержантом в первой роте. Другую такую сволочь еще поискать. А тебя он ненавидит дальше некуда.

– Странно, – задумчиво сказал Пруит. – Никогда не замечал. Я-то к нему нормально отношусь.

Ред скептически улыбнулся:

– Думаешь, он забыл, как ты с ним цапался? Ты что, совсем младенец?

– Просто у него работа такая. А как человек он, может, и ничего.

– Какая у человека работа, такой он и сам, – сказал Ред. – А Тербер теперь уже не просто штаб-сержант. У него нынче два шеврона и ромбик. Пру, чего ты ерепенишься? Ведь все против тебя.

– Я знаю, – кивнул Пруит.

– Сходи к Старику, поговори. Еще не поздно. Я тебе плохого не посоветую. Мне самому столько пришлось за свою жизнь изворачиваться, что я теперь носом чую, куда ветер дует. Ну что тебе стоит? Поговори со Стариком, и он тут же порвет приказ.

Пруит встал. Глядя сверху на встревоженное лицо друга, он почти физически ощущал, как доброжелательность, лучащаяся в глазах Реда, мощным направленным потоком тепла обдает его, будто тугая струя из шланга. Глаза Реда умоляли, и Пруит был поражен: он никогда не думал, что увидит в этих глазах мольбу.

– Не могу, Ред, – сказал он.

Поднявшийся со стула Ред снова тяжело опустился, словно только сейчас признал свое поражение и наконец поверил, что все это всерьез; теплый мощный поток, ударившись о стену непонятного Реду упорства, разлетелся на мелкие брызги и иссяк.

– До чего все-таки обидно, что ты переводишься!

– Ничего не поделаешь.

– Ладно, валяй. Сам же себя и гробишь.

– Главное, что сам , – сказал Пруит.

Ред осторожно провел языком по зубам, точно нащупывая больное место, потом спросил:

– А насчет гитары ты как решил?

– Оставь ее себе. Она и так наполовину твоя. А мне теперь ни к чему.

Ред кашлянул.

– Тогда я должен выплатить тебе твою половину. – И торопливо добавил: – Только я сейчас на мели.

Пруит улыбнулся: это уже больше похоже на Реда.

– Я тебе свою половину отдаю за так. Что, недоволен? Может, не хочешь?

– Хочу, конечно, но…

– Вот и бери. И не мучайся дурью. Считай, что ты эти деньги отработал – помогал же мне укладываться.

– Да нет, неудобно как-то.

– Тогда сделаем по-другому. Я ведь все равно буду забегать. Не в Штаты же уезжаю. Будешь иногда давать мне поиграть.

– Никуда ты забегать не будешь. Сам знаешь. Перевод – это с концами. Рядом служишь или далеко – без разницы.

Смущенный его неожиданной прямотой, Пруит отвел глаза. Ред был прав, Пруит это знал, а Ред знал, что Пруит это знает. Для солдата перевод все равно что для гражданского переезд в другой город. Друзья либо переезжают вместе с тобой, либо ты теряешь их навсегда. Даже когда, скажем, переехал из любимого города в незнакомый. А что такие переезды-переводы сулят интересные приключения, так это больше в кино бывает – и Ред, и Пруит оба это понимали. Но Пруит и не гнался за приключениями; Ред знал, что его друг давно ни в какие приключения не верит.

– Лучший горнист в полку, – беспомощно сказал Ред. – Все бросить и перевестись в обычную стрелковую роту! Разве так можно?

– Гитара – твоя. Но иногда будешь мне ее давать. Я же все равно буду сюда заглядывать, – соврал Пруит и быстро отвернулся, чтобы не встречаться с Редом глазами. – Ну, я пошел.

И он двинулся к выходу. Щадя его самолюбие, Ред промолчал. Пруит никогда не умел врать убедительно.