Отрывки из статьи Царство божие внутри Вас   ::   Толстой Лев Николаевич

Только бы каждый из нас постарался понять и признать ту христианскую истину, которая в самых разнообразных видах со всех сторон окружает нас и просится нам в душу; только бы мы перестали лгать и притворяться, что мы не видим эту истину или желаем исполнять ее, но только не в том, чего она прежде всего требует от нас; только бы мы признали эту истину, которая зовет нас, и смело исповедывали ее, и мы тотчас же увидали бы, что сотни, тысячи, миллионы людей находятся в том же положении, как и мы, так же, как ими, видят истину и так же, как и мы, только ждут от других признания ее.

Но если это так, если справедливо, что от нас зависит разрушить существующий строй жизни, имеем ли мы право разрушить его, не зная ясно того, что мы поставим на его место? Что будет с миром, если уничтожится существующий порядок вещей?

- Что будет там, за стенами оставляемого нами мира?

- Страх берет - пустота, ширина, воля... Как идти, не зная куда, как терять, не видя приобретения!..

"Если бы Колумб так рассуждал, он никогда не снялся бы с якоря. Сумасшествие ехать по океану, не зная дороги, по океану, по которому никто не ездил, плыть в страну, существование которой - вопрос. Этим сумасшествием он открыл новый мир. Конечно, если бы народы переезжали от одного готового в другой, еще лучший, - было бы легче, да беда в том, что некому заготовлять новых квартир. В будущем хуже, нежели в океане - ничего нет, - оно будет таким, каким его сделают обстоятельства и люди.

"Если вы довольны старым миром, старайтесь его сохранить, он очень хил и надолго его не станет; но если вам невыносимо жить в вечном раздоре убеждений с жизнью, думать одно и делать другое, выходите из-под выбеленных средневековых сводов на свой страх. Я очень знаю, что это не легко. Шутка ли расстаться со всем, к чему человек привык со дня рождения, с чем вместе рос и вырос. Люди готовы на страшные жертвы, но не на те, которые от них требует новая жизнь. Готовы ли они пожертвовать современной цивилизацией, образом жизни, религией, принятой условной нравственностью? Готовы ли они лишиться всех плодов, выработанных с такими усилиями, плодов, которыми мы хвастаемся три столетия, лишиться всех удобств и прелестей нашего существования, предпочесть дикую юность образованной дряхлости, сломать свой наследственный замок из одного удовольствия участвовать в закладке нового дома, который построится, без сомнения, гораздо лучше после нас?" (Герцен, т. V, стр. 55.

Так говорил почти полстолетия тому назад русский писатель, своим проницательным умом уже тогда ясно видевший то, что видит теперь уже всякий самый малоразмышляющий человек нашего времени: невозможность продолжения жизни на прежних основах и необходимость установления таких-то новых форм жизни.

Что будет с нами, со всем человечеством, если каждый из нас исполнит то, что требует от него Бог через вложенную в него совесть? Не будет ли беды от того, что, находясь весь во власти хозяина, я в устроенном и руководимом им заведении исполню то, что он мне велит делать, но что мне, не знающему конечных целей хозяина, кажется странным?

Но даже не этот вопрос "что будет?" тревожит людей, когда они медлят исполнить волю хозяина: их тревожит вопрос, как жить без тех привычных нам условий нашей жизни, которые мы называем наукой, искусством, цивилизацией, культурой. Мы чувствуем для себя лично всю тяжесть настоящей жизни, мы видим и то, что порядок жизни этой если будет продолжаться, неизбежно погубит нас, но вместе с тем мы хотим, чтобы условия этой нашей жизни, выросшие из нее: наши науки, искусства, цивилизации, культуры, при изменении нашей жизни остались бы целы. Вроде того, как если бы человек, живущий в старом доме, страдающий от холода и неудобств этого дома и знающий, кроме того, то, что дом этот вот-вот завалится, согласился бы на перестройку его только с тем, чтобы не выходить из него: условие, равняющееся отказу от перестройки дома.