ПИРАТ   ::   Говоров Александр

Для меня вопрос – участвовала ли Веста или нет – был абсолютно ясен. Значит так. Он запер Весту в свинарнике, в надежде, что она подаст голос, если дворняги там появятся. Ночью собралась свора. Конечно, и Леопольд был с нею – это я видел собственными глазами. Свора, видать, давненько добиралась до хавроньи. А тут сам Гусариков нечаянно помог ей. Таксы работают по норам – и что для нее составляет прокопать полметра земли, тем более, что свинарник без каменного фундамента.

Вот почему Пират был тих и под утро так настойчиво просился на цепь!

Вот почему с утра ни одной дворняги не видать в поселке…

Не знаю, сознательно ли они так поступили или нет, но факт остается фактом – свершили месть и затаились до времени. А что сотворили они самое дерзкое и серьезное из всего, что творили раньше, это они, бесспорно, понимали, во всяком случае, Пират знал, да и сейчас знает. Что до остальных дворняг – можно лишь строить всякие предположения, но до сих пор в поселке не взвизгнула еще ни одна собачонка.

Мои мысли были прерваны гортанным петушиным криком. На заборе кочет ошалело бил крыльями и воинственно клокотал. Мы выскочили во двор, почему-то перелезли через забор, хотя калитка была распахнута настежь, но к месту схватки не поспели, да собственно говоря, помочь уже ничем не смогли бы – у забора лежал куцый красавец с перехваченным горлом. Сильные лапы еще сучили по окровавленной земле, От него, извиваясь, как змея, с гордым победным видом челночила Веста…

Гусариков вдруг успокоился. Он пнул пяткой тушку петуха и неожиданно нежным и даже умильным голосом позвал таксу:

– Веста, Веста, ко мне!

Собака, припадая к земле, часто помаргивая, повернула на зов хозяина.

– Ну, вот и пришел тебе конец! – невольно вздохнул я, приготовившись хоть чем-то прийти на помощь красивой псине. – Павел Никанорович!

Но тот даже не оглянулся на мое обращение.

– Павел Никанорович! – настойчиво повторил я. Тот молчал.

А Веста, ничего не подозревая, все ближе и ближе подползала к хозяину. Наконец, она подползла к нему и нежно лизнула протянутую ей руку. Тот впервые улыбнулся ей, взял па руки, погладил и, коряво воркуя, повернулся ко мне спиной. Затем, постояв немного, вошел в калитку и тихо прикрыл ее за собой…



Глава седьмая

А день тянулся мучительно долго.

«Что ж, – думал я. – Авось пронесет. Каким бы ни был жестоким Гусариков, все же он любит животных, пусть по-своему – с выгодой для себя, но любит же. А в Весте он души не чает. Ну, придушила кочета, оно, может, и к лучшему, не она, так Леопольд иль еще какая собака. Может, и не догадается Гусариков о той роли, которую Веста сыграла в судьбе хавронья. Все же это она сделала подкоп из свинарника, тем самым облегчив задачу поселковым дворнягам…»

В саду было душно. Длинным съемом я снял последние яблоки, перебрал их и перенес в кладовую. Принялся копать картошку, но хозяйка не разрешила – еще рановато, пусть заматереет в земле, доберет еще соков… Делать было абсолютно нечего – я слонялся из угла в угол, вернее, из сада в дом и обратно, не находя себе места. Все же судьба Весты не давала мне покоя.

Воздух был бездонно прозрачен и квел, весь прошит неспешными клейкими паутинками, и чудилось, зацепи и оборви случайно одну, и небеса прорвутся и неожиданно просыплют на разомлевшую землю крупные августовские звезды.

Скворцы, сбившись в стаи, напоследок усиленно проверяли крепость крыльев перед дальней и трудной дорогой.

Лишь воробьи беззаботно купались в мелкой и жаркой пыли, вяловато переругиваясь на своем воробьином языке. Мохнатые грузные шмели в плюшевых ярких одежках гудели басовито, озабоченно переползая с цветка на цветок.