Падение   ::   Голестан Эбрахим

Жена спросила:

– Ну, теперь все хорошо? Но хорошо не было.

Болела голова, идти на работу совсем не хотелось, хотелось спать, хоть голова была тяжелой от долгого сна. Потом, сидя в темноте, он слушал, как жена возится по хозяйству. Слышно было, как во дворе играют и кричат соседские дети и женщины моют у бассейна посуду.

Когда они лежали, отдыхая после обеда, жена спросила:

– Не лучше тебе?

– Болит.

– Хочешь, потру?

Он посмотрел ей в глаза. Жена обняла его:

– Ну что сделать, чтобы тебе полегчало?

Она повернулась к нему и попыталась подсунуть под него руку.

– Не надо, – сказал он и слегка приподнялся, высвобождая руку жены.

– Устал? – спросила она и потом добавила: – Ничего, все пройдет.

Он все так же смотрел в потолок, и мысли по-прежнему разбегались.

– Ну что ты меня дразнишь?' Давай скорее, – сказала жена, целуя его.

– Больно уж ты горячая, – холодно отрезал муж. Жена опять поцеловала его. Он спросил:

– А когда меня днем нету, что ты делаешь?

– Сейчас-то ты есть, – и пощекотала его.

– Что за глупости. – Он смотрел в потолок, а жена прижималась к нему, пыталась повернуть, но он оставался неподвижным.

Жена встала.

Поняв, что жена обиделась, он почувствовал, как захотел ее, а оттого, что был виноват сам, захотел еще сильней. Но ее уже не было рядом. Ему хотелось, чтобы она вернулась, но сама – так, чтобы никак не звать ее, даже взглядом. Он услышал, как захлопнулась дверь.

Потом она вернулась. Во все время ее отсутствия, показавшееся ему невыносимо долгим, он не отрываясь следил за дверью и за дымчатой кошкой и вслушивался в звуки на лестнице и в шорохи, производимые кошкой, и мучился желанием. Она подошла к шкафу и достала узел с шитьем.

– Куда ходила? – Он хотел сказать помягче, что, мол, дуешься, но удержался и вместо этого буркнул: – Куда ходила?

Жена сказала, зачем уходила.

Дымчатая кошка не спеша прошествовала из угла комнаты на улицу.



4

Утром жена разбудила его.

– Опоздаешь, – сказала она.

Но ему хотелось спать. Нога уже не болела, но приятнее было сознавать себя больным. Он уже просыпался средь ночи, но тогда нахлынувшие мысли понеслись, завертелись… он не помнил о времени, не помнил, сколько это длилось. Иногда он проваливался в сон, сознание то цепенело, то вновь оживало; иногда соскальзывал в какое-то жаркое воспаленное бодрствование и тогда не сознавал, виденное им только что было во сне или в воображении. И при всем этом хаосе беспорядочно мелькавших мыслей он помнил, что болен и ему будет хуже и хуже. И вдруг, когда он скользил, увлекаемый горячечным бредом, сонное наваждение кончилось. Все исчезло, и только черная пустота пролегла между кошмаром ночи и горечью пробуждения. Сейчас он хотел спать и не идти ни на какую работу. Он ничего не ответил жене.

Она сказала:

– Там Азиз тебя ждет за дверью.

– Не видишь, что ли, не могу я? Сама не могла сказать, что не выйду?

Взглянул на жену и остался доволен своей грубостью.

Жена молча вышла и скоро вернулась. Ему не хотелось вставать. Он ждал, что жена что-нибудь скажет. Но она молча занималась своими делами. В комнату вошла кошка.

Он, устав ждать, спросил с деланным гневом:

– Зачем разбудила?

– Азиз за тобой заходил. Не слыхал, что ли?

– Напрасно заходил. Чего лезет не в свое дело? Жена промолчала.

– Если снова придет, скажи – покамест ходить не будет.

Жена промолчала.

– Поняла? Так и скажи – покамест не выйдет.

– Долго не будешь ходить?

– Всегда.

Жена посмотрела на него и проговорила:

– Так и будешь спать?

– Захочу и буду. Сам себе хозяин.

– Ты что так разговариваешь? – сказала жена.

– Очень хорошо разговариваю.

Кошка мяукнула. Муж крикнул: «Провались ты» – и швырнул в нее башмаком. Кошка отскочила. Он встал и сказал:

– Выгони ее.