Памяти Александра Блока   ::   Белый Андрей

, но оффициальное запрещение названия "Академии" (якобы конкурирующей по заглавию с "Социалистической Академией" в Москве) и февральский арест ряда участников, о котором рассказал в своей речи А. 3. Штейнберг-отсрочили рождение Ассоциации до ноября 1919 года, когда состоялось ее открытие. Первым докладом был доклад Блока-"Крушение гуманизма". Я не собираюсь рассказывать про дальнейшую историю Вольфилы в связи с работой в ней А. А. Блока. Внешне участие его в ней было мало заметно; только раз еще выступил он в августе 1920 года и, открывая собрание, прочел замечательное свое слово о Владимире Соловьеве. Кстати сказать: именно в эти дни он в последний раз был в светлом, приподнятом настроении, именно в эти дни в последний раз покинула его беззвездная тоска. И быть может в этом последнем луче жизни был хоть малый отблеск и вольфильской работы. Я видел Александра Александровича вскоре после этого заседания, и помню, какими светлыми и хорошими словами говорил он (не мне одному-часто говорил он об этом многим близким ему людям) о том, что Вольфила теперь для него-единственное дорогое и светлое место, что хотя на соловьевском заседании многое было неудачным, "не-вольфильским", но в общем стоит и надо продолжать работу. Что такое было для него "вольфильство", почему здесь он чувствовал самое для себя близкое и дорогое (его слова)-надо ли объяснять? Он видел здесь продолжение работы той былой "скифской" группы, с которой он был так тесно душою связан. Но наша малая искра не могла надолго рассеять мрак его беззвездной тоски. Да, впереди упорная и долгая работа-быть может поколений!-над выработкой нового человеческого сознания. Но стихийного взлета мирового пламени-нам уже не дождаться. Правда, мы живем теперь в эпоху невероятных событий, быть может, самое невероятное станет возможным и осуществится, но в гранях человеческого "здравого смысла" (- который был так ненавистен Блоку!) наше поколение уже видело гребень волны, неслось на нем. Начался спад, революция кончилась - и Блок ее не пережил. Чувство душевной опустошенности - в нем прошел последний год жизни А. А. Блока. "В сердцах, восторженных когда-то, есть роковая пустота": эти строки, написанные до войны, Блок, говорю я, мог бы повторить и после революции. И в потрясающем стихотворении "Говорит Смерть" - недаром говорит о поэте она, освободительница: "Он больше ни во что не верит, себя лишь хочет обмануть, а сам - к моей блаженной двери отыскивает вяло путь" ... И зашумел ветер за окном, - не тот "ветер веселый", который бурею проносился в "Двенадцати", не тот "ветер, ветер на всем Божьем свете", гул которого услышал поэт в мировой революции, - нет, другой ветер, другой вестник... "Зачем склонился ты лицом так низко? Утешься: ветер за окном то трубы смерти, близкой!" И смерть пришла, отворила дверь и саван царственный принесла ему в подарок. Так умер Блок - от "роковой пустоты" сердца, от великой любви и великой ненависти. "Такой любви и ненависти люди не выносят, какую я в себе ношу". Да, надо было уметь любить и ненавидеть, чтобы отнестись к жизни так, как отнесся к ней Блок. Он был конкретный максималист - сказал о нем его друг, его брат, Андрей Белый. И именно потому связал он свое имя с Революцией не с той политической, не с той социальной, которые хотя и велики сами по себе но пишутся с маленькой буквы, а с той единой и подлинной Революцией, которую недаром и сам он писал с большой буквы, с той, которую он назвал и другим именем в своих произведениях. Да, он умел любить и ненавидеть. Он умер, потому что был подлинным духовным максималистом. Он умер, потому что был лучше нас. А вот мы - мы еще живем. Живем - но неужели только от слабости духа? По истине - нет: живем мы верою, живем светом, который видим впереди.