Панночка   ::   Садур Нина

Веселей, бабуля! Давай, давай, неси козака! гулять козак желает, кровь взыграла в жилах, ну, живей, мой коник, чтоб ветер в ушах свистел! (Бьет ее.)

Старуха (скачет). Ох мне! Ох мне! Ух! Ух! Чух! Чух! Чух! Крыда! Эхан! Сноха! Сгинь! Сгинь! Сгинь-сгинь!

Философ. Не слышу твоих черных слов, ведьма! Гуляй, гуляй, мой конь!

Старуха. Гулла-Гилла, сгинь! сгинь! Гилла-Магал, сгинь-сгинь! (Голос нежнеет, пока не станет совсем девичьим, страдающим.) Сгинь, сгинь, сги... сги... Ох, как же больно, больно мне. Ох, не могу больше! (Оба валятся на землю, раскатились. Философ отползает подальше. Панночка тянет к нему руки с мольбой.) Больно ведь, больно!

Философ (дрожит). Больно... больно...

Панночка. Ах, загнал... загнал... не жалко ему, не жалко.

Философ. Загнал... загнал...

Панночка. Загнал... попить... пить... пить мне... загнал... пожег всю... всю меня... больно... изжег... попить... хоть капельку... загнал... боль...

Философ (хватается за горло). Загнал... Попить... (Убегает.)

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

"ЛЮДИ ДНЕМ"

Двор сотникова дома. Вбегает Философ. Жадно пьет, так долго пьет, что странно становится, куда это в него столько в одного? Напившись, обливает голову, весь облился, отряхивается, летят брызги.

Философ. Боже ж мой... боже ж мой... может ведь такая дрянная напасть рухнуть на человека. И ведь рухнет же, и не как-нибудь, а прямехонько на загривок, и вцепится лютой хваткой, и еще так ловко усядется, и пошел скакать человек: будто бешеный конь, только что не ржет. (Ощупывает шею.) Нет, не можно человеку терпеть такое нападение на свою природу и исполнять скачки на потеху всему миру... Что останется от козака, если шея у него гудит, будто он вол подъяремный пропахал поле, а душа и того хуже - лепечет, и плачет, и смеется безо всякой разумной причины, и сладость, и тошнота в ней намешались, и вот-вот лопнет козацкое сердце... Однако ж пора и улепетывать с этих мест, коли тут такие чудеса водятся. (Хочет уйти.)

Входит Хвеська.

Хвеська. Ах, пан Философ! А вы уже проснулись!

Философ. А? Кто тут? Чего тебе?

Хвеська (хихикает). А я удивляюсь, что вы проснулись уже. Я думала, вы будете до полудня валяться.

Философ (залюбовался Хвеськой). Знайте же, многоуважаемая Хвеська, что не то что сон, а даже самая легкая дрема не коснулась очей моих.

Хвеська. Это видно, что вы с Киева, пан Философ. У нас по ночам спят люди и глядят честные сытые сны.

Философ. Ах, стоит ли говорить о такой никчемности, несравненная Хвеська! Есть кое-что и поважнее снов! И если человек не спит, то у него к тому может оказаться причина.

Хвеська (вглядывается). Что-то у вас вид помызганный, пан Философ. Лицо у вас маленько помялось.

Философ. С чего бы это могло так сделаться?

Хвеська. А я думаю, может, к вам соняшница пристала или болячка?

Философ (значительно). Болячка высшего порядка, о несравненная Хвеська.

Хвеська. Надо вам траву попить или примочку сделать. Примочка оттянет всю вашу болячку, пан Философ.

Философ. Не надо примочку! А вот отгадайте-ка лучше, ослепительная Хвеська, отчего это колотится мое сердце? (Приобнял Хвеську.)

Хвеська. Ай, пан Философ, какой вы быстрый!

Входит Спирид.

Философ. А-а, брат Спирид!

Спирид. Здорово, Философ! Ты слыхал новость?

Хвеська. С самого утра у него новость. Поспал-проснулся и уже успел-таки изловить где-то новость!

Спирид. А тебе сказано было на кухне находиться!

Хвеська. Это кто же мне указал, где находиться!

Философ. Ну скажи свою новость, Спирид. Ручаюсь, что глупость какая-нибудь, дрянь такая, что и слушать не стоит.

Спирид. Мы, конечно, в бурсе не учились и по писаному не больно разумеем, а только наша новость такая, что нынешней ночью, когда ты, пан Философ, мирно спал на лавке и выдавал своим носом рулады, из панского хлева сбежали две свиньи.

Хвеська. Ой!

Философ. М-да.