Парашютист   ::   Селин Александр

- Во, гляди, это, кажется, балерина, верно?

- Похоже на то.

- А этот с кайлом, геолог что ли?

- Да, геолог. Без уха.

- А этот?

- Кажется, доктор, - с отвращением проговорил Лацис. - Без носа.

- Да. Отбили, должно быть, нос. Знаешь, Лацис, я понимаю, что эти скульптуры нынче считаются безвкусицей. А с другой стороны, мне кажется, какой-то смысл в них все-таки до сих пор есть.

- Какой же?

- А такой. Идет человек по аллее. Ну, скажем, футболист. Идет себе, идет. Бабах!

И видит скульптуру футболиста. Вот и подумает: " Надо же , люди старались, мой труд увековечивали. А я только вполсилы играю". Стыдно станет футболисту.

Глядишь - и побольше забивать начнет. Что это с тобой?

Лацис стоял как вкопанный.

Следующая скульптура изображала парашютиста в момент приземления. Руки раскинуты. Ноги согнуты в коленях. На груди лямки. И торчащие конусом прутья из рюкзака, означавшие, видимо, натянутые стропы.

- Мама родная! - Лацис застыл и не двигался.

Печально шелестели ветви акаций. Скульптуру зеленоватым светом освещала луна.

Горбунов же откровенно обрадовался.

- Смотри, и про нашу профессию не забыли! Ты знаешь, мне сразу прыгать захотелось, веришь, нет? Неважная, конечно, скульптурка, а все равно приятно.

Гадом буду, если в Кракове не выиграем, а, Эдик? Я согласен, что это не такое уж художественное произведение, сколько для стимула... Смотри - и человека-то слепили в натуральную величину, чего молчишь?

- В натуральную величину, - повторил Лацис. - Нет, Сережа. Это не для стимула.

Это надгробный памятник. Это знак.

- У тебя взгляд стал на вещи какой-то негативный, - разозлился Горбунов. - И сам какой-то поникший, не нравишься ты мне в последнее время. Ну не запала тебе скульптура, не смотри. Воздухом дыши. Акациями любуйся. Смотри, как весело шелестят ветвями! А луна прямо как солнце.

- Не могу я , Сережа, любоваться акациями. - Лацис не отводил глаз от скульптуры. - Ты вот что... извини... Не принято у нас, конечно. Но у меня к тебе одна просьба. - Голос Лациса стал каким-то глухим. - Если что со мною случится, помоги Валентине.

- А что с тобой может случиться?

- Пока не знаю. Но если что случится... ты ей помоги. Все.

- Ты это брось! - Горбунов почувствовал, как комок подкатывает к горлу. Чтоб я такого больше не слышал. Понял? Случится с ним... Заехать бы тебе разок по морде, чтоб пессимизм слетел! А? Может, заехать?

- Ну, заедь.

- Нет, не буду! Ты этого хочешь. Придется из тебя человека делать, размазня.

Доктор, видите ли, в него скальпелем запустил. Он и расклеился. А как черную запаску раскрывал за 150 метров - не боялся? В общем, слушай, слова лишаешься.

Приезжаем из отпуска, готовимся к Кракову и будем прыгать. Понял меня? Повтори!

- Понял. Будем прыгать. Мне как-то, Сережа, уже все равно.

- И вот еще, - не успокаивался Горбунов. - Вот что... Вот это, то, что перед тобой, есть никакой не надгробный памятник. Перед тобой статуя. Это статуя, увековечивающая наш труд. И она меня как парашютиста приободряет. - Он глядел Лацису в глаза. - Приободряет, понял?

- Хорошо, приободряет, - повторил Лацис. - Ну вот. Теперь, кажется, все...

- Ты о чем?

- Да вон...

Прямо навстречу по аллее к ним приближалась фигура в кожаной куртке.

- Закурить есть?

Это была Смерть. Правая рука ее была в перчатке. В лунном свете поблескивали зубцы кастета.

- Свои иметь надо, - хладнокровно парировал Горбунов.

- Я к тебе не обращаюсь, ступай мимо, - Смерть опять перевела взгляд на Лациса и сделала шаг в сторону, предлагая жестом Горбунову следовать дальше.

- Чего-чего? - Горбунов, делая вид, что не расслышал, наклонил голову.

- Проваливай, - Смерть снова сделала знак Горбунову, - мне вот этот герой нужен, а не ты.

- Иди-иди, Сережа. Это только меня касается, - прошептал Лацис. - Это мои проблемы, Сережа. Иди.