Парк-авеню 79   ::   Роббинс Гарольд

С той минуты я ничего не видел, кроме этой девушки.

Вот она встала на колени рядом со мной, сложила перед собой тонкие руки и замерла в смиренной мольбе. Хлопчатобумажное платье легко обтягивало изгибы хрупкого тела. Подмышкой ткань намокла и потемнела, распространяя приятный терпкий аромат. Бок о бок с дочерью молилась ее мать. Она уронила голову на тяжелые руки и все повторяла, повторяла какие-то слова, но несмотря на мои старания, ни одного из них так и не удалось разобрать. В конце концов я догадался, что женщина обращается к Богу на неизвестном мне языке. Позже выяснилось: то был польский язык.

Я взял себя в руки и, зажмурившись, стал вспоминать молитву. Через некоторое время это почти удалось, однако шелест платья и мягкое прикосновение ее бедра к моему мгновенно развеяло благочестивые мысли.

Я встрепенулся, скосил глаза на соседку — она с головой ушла в молитву и, похоже, ничего не заметила. Стоило мне, однако, чуть-чуть отодвинуться, как девушка немедленно придвинулась, причем сделала это словно бы случайно: не открывая глаз и не повернув головы.

Дальше двигаться было некуда. Я застыл на самом краю ряда, рискуя каждую минуту вывалиться в проход, и снова попытался вникнуть в слово Божье. Безуспешно! Рядом со мной резвился дьявол.

Служба закончилась, прихожане с кряхтением начали подниматься с колен. Только теперь, поборов робость, я осмелился заглянуть в ее лицо. Однако девушка обо мне забыла и что-то заинтересованно рассматривала прямо перед собой. Стоило мне, однако, шагнуть к проходу, как она заторопилась и попыталась протиснуться вперед. Мы столкнулись. Чтобы ей не мешать, я отступил назад, однако девушка тоже попятилась. Мы снова столкнулись.

Пока я силился понять, что произошло, она посторонилась, пропуская перед собой мать. В этот момент девушка крепко прижалась ко мне теплым гибким телом, но уже через секунду скользнула в проход. Прежде чем затеряться в толпе, она обернулась и словно поманила дразнящими, шальными глазами. Никто еще не смотрел на меня таким взглядом, и я почувствовал, как в груди загорелся огонь необъяснимого беспокойства.

Безмятежная улыбка раздвинула яркие губы, и девушка едва слышно выдохнула:

— Развлекаешься, Майк?

Ее унес людской поток, а я остался стоять соляным столбом и только потом сообразил, что девушке откуда-то известно мое имя.

По дороге к дому я гадал, кто она? Кто она?

Если бы мне не довелось этого узнать, жизнь сложилась бы намного счастливее.

Но судьба нас все же свела.

* * *



Я выключил память, словно экран, и далекий летний день погас. Передо мной лежали бумаги. До начала процесса оставалось сорок минут, и, стиснув зубы, я начал вчитываться в обвинительное заключение.

* * *



В зал судебных заседаний мы вошли через узкую боковую дверцу, и едва показались перед публикой, беспорядочный гул сменился тишиной напряженного ожидания.

Я шел под бесцеремонными взглядами сотен глаз и кипел от внезапной ненависти к праздной, алчной до сенсаций толпе.

В животе появилось ощущение напряжения, словно кто-то завязал кишки тугим узлом.

Вот, наконец, наше место — справа от судьи.

Я сел спиной к залу, принялся медленно раскладывать на столе бумаги и, чтобы как-то отвлечься, спросил:

— Джоэл, который час?

Джоэл бросил недоуменный взгляд на висящие прямо перед нами часы:

— Почти десять.

— Отлично!

Узел в животе не ослабевал. Я украдкой посмотрел на место защитника — оно было пусто. Джоэл перехватил мой взгляд.

— Вито всегда появляется в последнюю минуту. Ничего не скажешь, умеет производить впечатление.

Я кивнул. Да, Вито — превосходный юрист, один из лучших адвокатов Нью-Йорка.