Печальные странствия Льва Бебенина   ::   Куваев Олег Михайлович

Опасно! Ты слышишь опасно!

Мгновенно обострившимся зрением он увидел вдруг вдали, на фоне Аральского моря, струйку дыма и вроде бы контур жилья. Дым от костра! Люди!

Беба чуть не бегом двинул вперед по пустыне. Он не умел оценивать расстояния, и ему казалось, что до спасительного столба дыма километра два, не больше.

…Через час он уже не бежал, а шел, и голова казалась ему раскаленным добела шаром. Он шагал через покрытые пустынным загаром камни, трещины, мимо кустиков саксаула, и судьба берегла его, ибо на этой земле, чуть не на каждом метре, жили скорпионы, фаланги, пустынные змеи, страшные каракурты – вся нечисть, призванная, чтобы насмерть кусать человека. Возможно, судьба берегла Бебу, потому что он ни о чем этом не знал. А дым все так же стоял над горизонтом, все на том же расстоянии.

…Когда через четыре страшных часа Беба подходил к юрте рыбака Кудуспая, рыбак догадался, что идет полупомешанный человек. Но казах Кудуспай остался у костра, рядом с которым стояли чайник и приготовленные пиалы, и только сказал:

– Здравствуй!

Жаркая пелена с глаз отлегла. Рядом был человек. Но он не стал рассматривать казаха в фетровой шляпе и полосатом костюме хэбэ, который действует на всех широтах Союза, не стал рассматривать его изрезанное морщинами заурядное узкоглазое лицо, он увидел чайник.

– Воды, – сказал он, – воды!

– Чай, – мягко сказал Кудуспай. – Давно вскипятил, давно жду.

– Почему ждешь? – вскинулся Беба и уставился на казаха воспаленными от солнца и дикой подозрительности глазами.

– В степи далеко видно. Думал, идет Николай.

– Какой еще Николай?

– На аэродроме который. Который твой самолет встречал.

– Нет его, – горько усмехнулся Бебенин. – Он в землю ушел, гад.

– Не в землю. На этот… под крышу, в общем. Под камышовой крышей прохладно. Бак там с водой. Наверно, сразу заснул. Он как каменный спит. Такой человек.

Беба захохотал.

– Сядь в тень, – сказал Кудуспай. – Пей чай. Потом спи. В юрте прохладно.

Но Бебу бил истерический смех, который сменился слезами. После слез он позволил, как ребенка, отвести себя в юрту.

– Пей чай, – повторил Кудуспай. – Потом спи. Завтра отвезу в поселок. Ты в командировку?

– В командировку, – сказал Беба и начал жадно хлебать зеленую жидкость.

Он пил ее за пиалой пиалу, и казах вначале наливал только ему, а когда Беба потянулся за сигаретой, налил и себе.

– Где поселок? – спросил он. – Куда я, к черту, летел?

– Там! – махнул рукой Кудуспай. – Как летел, если не знаешь?

– Так.

– Чтобы в поселок, надо обратно на аэродром. Туда вечером приходит машина.

– Нет! – вздрогнул Беба, вспомнив свой переход.

– Моя юрта – твоя юрта, – подумав, сказал казах. – Живи. Я катер жду, а то бы отвез на лодке. Мой катер продукты привозит, рыбу увозит. Будь гостем. Я один. Я и верблюд. Чай есть. Мука есть. Папиросы есть. Соль есть. Рыбу ловлю сам. Будь гостем юрты.

– Что за поселок?

– Таджак. Он был… раньше поселок. Отошло море. Закрыли порт. Только старожилы остались.

– Казахи?

– Есть русские. Это… религия старая. Они все такие… Староверы.

– Какие?

– Как Николай. Очень тяжелые. Ух, скупые! – Кудуспай рассмеялся.

– Почему скупые?

– Осторожные очень. Себе не верят. Казах не такой. Казах – легкий человек.

– Ты где научился по-русски?

– В армии был. Почему научился? Давно знал.

– Поживу у тебя! – произнес Бебенин.



21

Юрта стояла в километре от берега, на границе песка и глины. Потрескавшейся глиной лежала уходящая на юг степь; на север шел вначале кустарник, затем песок, затем море.

Ночью песок был прохладен и сух, и по нему шло интенсивное движение водяных змей, черепах, которые из редких пустынных зарослей отправлялись к морю. Утром они возвращались обратно.

Когда Кудуспай и Бебенин шли к лодке, им встречались эти черепахи, и Беба постигал эти встречи с наивным любопытством дикаря-горожанина.