Печерские антики   ::   Лесков Николай Семенович

Впрочем, она также имела свои особенные удобства для домохозяев ещё в отношении полицейском, которое в Киеве тогда смешивали с политическим.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Большие и малые дома Шиянова, со множеством надворных флигельков и хаточек, приспособленных кое-как к житью из старинных служебных построек, давно уже сдавались внаймы и, несмотря на свою ветхость, все были обитаемы.

Постройки все подряд были очень ветхи и стояли, по-видимому, аридовы веки. Доски с надписями, которыми "строго воспрещалось" чинить эти дома и были указаны сроки их сломке, красовались на их углах, но дома упорно избегали определённой им злой участи, и некоторые из них едва ли не уцелели до настоящего времени.

Во мнении жителей шияновские дома охраняла от "бибиковского разорения" одна необычайная личность, создавшая себе в то время героическую репутацию, которая, казалось бы, непременно должна перейти в легенду. Быстрое забвение подобных вещей заставляет только поникнуть головою перед непрочностию всякого земного величия.

Легендарная личность был артиллерии полковник Кесарь Степанович Берлинский, на сестре которого, кажется, Клавдии Степановне, был женат покойный Шиянов.

Таких людей, как Кесарь Степанович, нет уже более не только в Киеве, но, может быть, и во всей России. Пусть в ней никогда не переводятся и, вероятно, вперёд не переведутся антики, но "печерский Кесарь" дважды повторён быть не может.

Сказать, что Берлинский "управлял" домами Шиянова, было бы, кажется, не точно, потому что управлял ими, пo выражению Берлинского, "сам господь бог и Николай угодник", а деньги с квартирантов собирала какая-то дама, в конторскую часть которой не вмешивались ни господь бог, ни его угодник и даже ни сам Кесарь Степанович. Этот герой Печерска, как настоящий "Кесарь", только господствовал над местностью и над всеми, кто, живучи здесь, обязан был его знать. Кесарь Степанович нравственно командовал жильцами обеих Шияновских улиц и вообще всею прилегающею областию за базаром. Всех он содержал в решпекте и всем умел давать чувствовать своё авторитетное военное значение. Слово "момент", впоследствии основательно истасканное нашими военными ораторами, кажется, впервые было пущено Берлинским и с его лёгкой руки сделалось необходимым подспорьем русского военного красноречия.

При случае Берлинский готов был оказать и иногда действительно оказывал нуждающимся своё милостивое отеческое заступление. Если за кого нужно было идти попросить какое-либо начальство, печерский Кесарь надевал свой военный сюртук без эполет, брал в руки толстую трость, которую носил на правах раненого, и шёл "хлопотать". Нередко он что-нибудь и выпрашивал для своих protege, действуя в сих случаях на одних ласкою, а на других угрозою. Существовало убеждение, что он может всегда "писать к государю", и этого многие очень боялись. Младших же "чиновалов", говорили, будто он иногда убеждал даже при содействии своей трости, per argumentum baculinum {палочным аргументом (лат.)}. Последнее он допускал, впрочем, не по свирепости нрава, а "по долгу верноподданничества", единственно для того, чтобы не часто беспокоить государя письмами.

На базаре Берлинского все знали и все ему повиновались, не только за страх, но и за совесть, потому что молва громко прославляла "печерского Кесаря", и притом рисовала его в весьма привлекательном народно-героическом жанре.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Берлинский смолоду был молодец и писаный красавец в тогдашнем гвардейском роде; таким же он оставался до старости, а может быть и до самой кончины, которая последовала, если не ошибаюсь, в 1864 или 1865 году.