Пенсионеры   ::   Можаев Борис Андреевич

В зале опять заволновались:

– Он там и утром и в обед пайку хлеба получал…

– А мы деруны пекли…

– Хлеба-то не давали на трудодни…

– А ему пайку три раза в день!..

– Дак ведь я ж за эту пайку норму выколачивал!

– А мы что, не работали?

– Зачем все кричите? – приподнялся в президиуме сухопарый татарин с оголенной кирпичной шеей, вылезавшей из облезлой фуфайки. – Пускай Пешка скажет. Она, это самое, парьторг.

– Жасеин! Я сколько раз говорил тебе: не Фешка, а Фетинья Петровна, – строго обрывает его председатель колхоза и косо смотрит на широкогрудую, широколицую Фетинью Петровну.

– Какой разница! Пускай будет Петинья Петровна.

Фетинья Петровна зарделась до ушей:

– Дак ежели каждый, кто вернулся, пойдет к нам в колхоз на пензию, тогда чо же будет? На трудодни не хватит.

– Расшиби вас паралик!..

– Я в таком деле несогласная.

Бабы зашумели, заволновались.

– Цыц вы, проклятущие! – не вытерпел Парамон и встал с места спиной к президиуму, лицом к задним рядам, где на скамьях густо сидели колхозницы. – Вам какое равноправие дадено? Голосовать?! Вот и сидите – ждите. А тут мы и без вас разберемся.

– Ты уж помалкивай, Лотоха! – крикнула на него Фетинья Петровна. – Ишь раскричался! Мы еще разберем тебя за домашнее самоуправство.

– Какое ишшо самоуправство? – Парамон с вызовом обернулся и наклонил голову, словно бодаться решил.

– На жену кто руку подымал?

– А ежели за дело? Что ж это за порядок завели: бабу свою нельзя поучить? Дак она тебе на шею сядет. – Он стукнул себя по сухой и морщинистой шее.

– Тебе сядешь на шею…

– Дан на его шее, ровно на суку, воробей, может, и усядется.

Парамон азартно замахал руками, стараясь унять смеявшийся зал.

– Садись, садись, – кивнул ему председатель колхоза. – Дойдет и до тебя черед.

– Мы еще разберем его… Кто у Криволаповой опару хлебную выпил? – Фетинья Петровна погрозила пальцем.

– Может, мякину ишшо съел? – огрызнулся Парамон, но сел быстро, как в воду нырнул.

А Викул, чуя, что его «пензия» ускользает, поднял руку и помахал шапкой:

– Я в колхоз вступал ай нет?

– Вступал, – ответил Минеевич.

– Чего я отнес туда? Значит, два хомута ездовых, два пахотных, три бороны, одну железную, – Викул загибал пальцы, – дроги на железном ходу.

– Все понятно, Викул Андриянович, – останавливает его председатель колхоза.

– А ты, председатель, не перебивай! Дай слово сказать человеку, – поднялся чернобровый, богатырского сложения кузнец Филат Олимпиевич. – Не то иной человек блоху привел на аркане в колхоз, а туда же за пензией топает… За что, к примеру, Карпею Ивановичу выдали пензию? Что он, внес в колхозную кладовую накопления?

– Извиняем, извиняем… – с готовностью отозвался Карпей. – Я в Назаровке вступал в колхоз. Там я сдал поболе вашего.

– Вот и ступай в Назаровку за пензией! Стаж свой где растерял?

– Товарищи, ведь он же самый старый у нас! – вступается за Карпея председатель. – Ему еще в то время, когда колхоз создавали, уже пенсию надо было платить.

– Совершенно справедливые слова говорите, – ввернул Карпей.

– Сколько вам лет, Карпей Иванович?

– Второй годок после сотни…

– Ну что ж вам еще! – Председатель махнул рукой, и те сели.

Помедлив, сел и Викул.

– Значит, голосуем, – сказал Минеевич. – Кто за то, чтобы Викулу пензию отказать?

Руки поднялись довольно густо.

– Пешка пусть считает…

– Жасеин, опять!

– Петинья Петровна, какой разница…

– Чего ж считать? И так ясно, – говорит Фетинья Петровна. – Большинство против.

– Вот видите, Викул Андриянович, не получается у вас с колхозной пенсией, – обратился председатель колхоза к Викулу. – Придется вам ждать государственной пенсии.

Но Викул встает, тычет себя шапкой в грудь и заведенно произносит:

– Дак же обсудить надоть.

– Все уже, все!..