Переяславская Рада (Том 1)   ::   Рыбак Натан

Теперь паны не полезут.

Мартын Терновый согласился. Куда им лезть? Залили панам сала за шкуру. Рассказал про свой Байгород. И про невесту рассказал. Может быть, ждет его Катря, а может, и ждать перестала.

Потом стали гадать: как дальше будет? Мартын уверенно сказал:

– Каждому воля, чтобы жил в достатке и злыдней не знал.

Галайда кивнул утвердительно:

– Чистая правда.

Все же осторожно спросил:

– А татары?

Верно – о татарах забыли. Не дадут спокойно жить. Да и паны... разве дадут?

– Быть еще войне, – сумрачно сказал Мартын.

Но не хотелось об этом думать...

Галайда перегнулся через стол.

– А может, пока не поздно, и деньги есть, и воля, – махнуть на Дон, там земля русская, туда татарам ходить не вольно. А может, на Московщину податься?

Шинкарка остановилась возле стола.

– Чего, казаки, скучаете? Лучше бы к невестам ехали, небось, все глаза проплакали...

На пухлых губах шинкарки улыбка. Глаза – два уголька. Черные косы с вплетенной красной лентой змеятся по груди. Поставила на стол полный штоф горелки, тарелку с салом, квашеную капусту, яблоки, огурцы, улыбаясь, отошла.

– Гетман в обиду не даст, – отозвался Мартын, проводив шинкарку глазами. – Ему без нас нельзя... никак нельзя, чтобы мы без него, а он без нас. Все вместе – вот что мы.

Сжал кулак, выставил перед собой:

– Вот что, – ударил по столу, звякнули кружки. Засмеялся. – И незачем нам бежать. А невмоготу будет – все уйдем в русскую землю, все до одного, и все чисто спалим тут, живого места не оставим за собой, пеплом землю покроем, только псы голодные выть будут. Не будет без нас жизни на этой земле. Не будет!

Самому жутко стало. Горькая слеза защекотала глаз, выкатилась наконец, неторопливо поползла по щеке и растаяла в тонких черных усах.

Замолчали. В углу, возле задней горницы, слепой лирник, уставившись бельмами глаз в пеструю толпу людей в корчме, хрипло повествовал:

Тодi далася бiдному невольнику

Тяжкая неволя – добре знати.

Кайдани руки, ноги поз'їдали,

Сирая сириця до жовтої костi

Тiло козацьке попроїдала...

На середину корчмы выскочил казак. Широкими штанами мел пол. Ударяя себя в грудь, закричал:

– Стой, батько! Хватит! Не хочу про кайданы! Эй, браты, выпьем за здоровье Хмеля. Жить ему сто лет, браты! Слава гетману Хмелю!

Рванул казак со стола кварту. Шинкарка, под обший хохот, влила ему туда, один за другим, два штофа водки. Припал губами. Пил, не переводя дыхания. Выпил, швырнул под ноги кварту. Ударил ногами.

– Музыка!

Лирник замолчал. Запели скрипки, дробно застучал бубен. Казак пошел в присядку выписывать выкрутасы. Пел со свистом:

Ось так чини, як я чиню,

Люби дiвку аби чию,

Хоч попову, хоч дякову,

Хоч хорошу мужикову.

Мартыну стало весело. Хлопал в ладоши.

Музыка утихла. Казак крутнулся на месте, пошатнулся и сел на пол, широко расставив ноги. Его потащили за плечи. Недалеко от Мартына и Галайды сидел сивоусый, опершись на руку. Глаза уставил в пол. Перед ним стояла полная кварта меда. Покачиваясь из стороны в сторону, басил:

Ой, хто ж, братця,

Не був у багача,

Той горя не знає.



Глава 3

...С год назад, по весне, ударил в колокол старенький дед Лытка. На майдан, к церкви, сбегались люди. Бежали из хат, с огородов, кто с поля бешено гнал лошадей, а кто и сам бежал быстрее худоребрых кляч. Только вода из луж брызгами рассыпалась вокруг. Спрашивали на бегу друг друга:

– Горит?

– Где горит?

– Может, пан приехал?

– Или стражников принесло в недобрый час?

Кипел Байгород. На майдане, перед церковью, верховой казак держал в руках длинный желтый лист пергамента. Раскрыв рты, замерли селяне.

Слушали.

"Никогда не найдете способа победить, коли ныне не сбросите вовсе ярмо урядовцев и не добудете воли, той воли, что наши отцы кровью окропили...