Петербургская летопись   ::   Достоевский Федор Михайлович

И ворчливо и дико сторонимся от энтузиазма, бережем от него свою скептическую, славянскую душу. Оно бы иной раз и порадовался, да ну как не тому, чему нужно; ну как промахнешься; что тогда скажут об нас? Недаром мы так полюбили приличия.

Впрочем, оставим всё это; лучше пожелаем себе хорошего лета; мы бы так погуляли, так отдохнули. Куда мы поедем, господа? В Ревель, в Гельсингфорс, на юг, за границу или просто на дачи? Что мы будем там делать? Удить рыбу, танцевать (летние балы так хороши!), немного скучать, не покидать служебных занятий в городе и вообще соединять полезное с приятным. Ежели вам захочется читать, возьмите два тома "Современника" за март и апрель; там есть, как вам известно, роман "Обыкновенная история", прочтите, если вы не успели прочитать его в городе. Роман хорош. В молодом авторе есть наблюдательность, много ума; идея кажется нам немного запоздалою, книжною; но проведена ловко. Впрочем, особенное желание автора сохранить свою идею и растолковать ее как можно подробнее придало роману какой-то особенный догматизм и сухость, даже растянуло его. Этого недостатка не выкупает и легкий, почти летучий слог г-на Гончарова. Автор верит действительности, изображает людей как они есть. Петербургские женщины вышли очень удачны.

Роман г-на Гончарова весьма интересен; но отчет Общества посещения бедных еще интереснее. Мы особенно порадовались этому призыву к целой массе публики; мы рады всякому соединению, особенно соединению на доброе дело. В этом отчете много интересных фактов. Самым интереснейшим фактом была для нас необыкновенная бедность кассы общества; но терять надежду не надобно: благородных людей много. Укажем на того денщика, который прислал 20 р"ублей" серебром; по его достатку, это, вероятно, сумма огромная. Что, если бы все прислали пропорционально? Распоряжения Общества при раздаче вспоможений превосходны и показывают необязанную филантропию, глубоко понявшую свое назначение. Кстати, об обязанной филантропии. На днях мы проходили мимо книжного магазина и видели за стеклом последнюю "Ералаш". Там очень верно и популярно изображен филантроп по обязанности, тот самый, который:

Старого Гаврило

За измятое жабо

Хлещет в ус да в рыло,

на улице же вдруг проникается искренним состраданием к ближнему. Об остальных не скажем ни слова, хотя тут много меткого, современного. Не хочет ли г-н Невахович, мы расскажем ему, по поводу филантропии, анекдот.

Один помещик с большим жаром рассказывал, как он чувствует любовь к человечеству и как он проникнут потребностью века.

- Вот, сударь, мой, у меня дворня разделена на три разряда,- рассказывал он,- слуги старые, почтенные, служившие отцу и деду моему беспорочно и верно, составляют первый разряд, Они живут в светлых комнатах, чистых, с удобствами, и едят с барского стола. Другой разряд - слуги не почтенные, не заслуженные, но так себе, хорошие люди; их я держу в общей светлой комнате, и по праздникам им пекут пироги. Третий разряд - мерзавцы, мошенники и всякие воры; им не даю пирогов и учу по субботам нравственности. Собакам и житье собачье! Это мошенники!

- А много ли у вас в первых разрядах? - спросили помещика.

- Да по правде сказать...- отвечал он с небольшим замешательством...- еще ни одного... народ разбойник и вор... всё такой, что не стоит совсем филантропии.