Петух   ::   Телешов Николай Дмитриевич

- Пожалуйте, Захар Фомич!

Они прошли грязной и дымной комнатой, наполненной людьми, потом свернули налево, где было просторнее и светлее, и сели за столик.

- Здесь почище, - сказал Травников, - эта зала для уважаемых.

В "уважаемой" - так называлась эта комната - сидела уже большая компания за общим столом. Дико здесь казалось Захару Фомичу, но он скоро освоился и начал вглядываться в людей и прислушиваться к беседе. Травников объяснял ему:

- Длинноволосый - это фельдшер. Пустой человек, больше пьет на чужие... А рядом - бритый - это кондитер, огромные дела делает. Петух у него был, вот, я вам скажу, - петух! Непобедимый! Наполеоном звали... сколько призов взял. Теперь околел.

Вокруг беседа между тем позатихла. Но почти сейчас же явился откуда-то трактирщик, низкорослый, юркий и не столько толстый, сколько крепкий, налитый здоровьем человек, с бегающими глазами, с глянцевитой лысинкой и небольшой, выстриженной вроде пряника, бородкой. Войдя, он остановился почти на пороге. Улыбаясь, подпирая руками бока и растопырив ноги, он развязно обратился к окружающим, уверенный в силе своего слова:

- Что ж, господа хорошие, разговариваете мало и тихо? Скучно так сидеть. Беседа веселит соседа!

Улыбка его стала еще шире и благосклонней, красноватые пухлые щеки упруго надулись, как резиновое литье, и из-за тонких губ показались белые частые зубы. Поиграв серебряной цепочкой, окружавшей его воловью шею, спускавшейся по всей груди до половины живота, он оправил конец розовой рубахи, которая виднелась под широким пиджаком, закрытая до горла высоким жилетом, и подсел к столу.

- Петушок ваш как здравствует? - обратился он к фельдшеру.

- Ничего, поправляется. Уж очень его потрепали жестоко; насилу залечил, - ответил фельдшер, - хорошо, что сам в лекарствах толк понимаю, а то бы не жить! - и сейчас же заспорил с кем-то о своем петухе.

Разговор оживился, и довольный трактирщик, громко засмеявшись на какую-то глупость, быстро исчез.

- Однако уж десять часов, - проговорил тощий рыжеволосый человек, похожий на лисицу, доставая часы.

- Ваши неверны, - возразил фельдшер. - У меня без четверти. Мои по университетским, самые правильные.

- Почтамтские вернее, - заметил кондитер.

- Ну, нет-с, извините! - авторитетно заявил фельдшер, с важностью ученого запрокидывая голову и выставляя словно напоказ свой маленький круглый и розовый носик. - Почтамтские совсем иное дело. В университете ученый народ заведует этим, - понимаете? Астрономы заводят часы: астрономы! А в почтамте кто?.. Просто чиновник.

- Да и тот небось пьяный! - острит кто-то и одиноко хохочет над своей остротой.

- Почему это непременно - пьяный? - задорно вопрошает его рыжий человек.

- Это я так-с... для смеху единственно.

- То-то, для смеху! Надо понимать, о чем говоришь.

Трактирщик заглянул снова, но, довольный шумом, исчез незаметно.

- Что ж, господа, - заговорил кондитер после небольшого молчания. Начинать - так начинать, а не то по домам пора.

Он взглянул на Травникова и моргнул ему глазом.

- С кем на четвертную?

Травников встал и подошел к компании.

- На четвертную не стоит, - сказал он, - слишком мало.

Все обернулись.

- На сколько же?

- По крайней мере на полсотни. Мой петух дороже стоит.

- Надо петуха видеть, - сказал кондитер.

- Я привезу сейчас.

- Везите. Мой уж здесь. Везите. Посмотрим. Может быть, соглашусь.

Травников шепнул Захару Фомичу, что вернется минут через двадцать, надел шапку и вышел.

- Не господина ли Плуговнцина имею честь видеть? - обратился к Захару Фомичу один из компании, одетый в кожаную куртку. - Я сосед ваш, Зазубрин; домов через пять от вас, в переулке, живу. Подсаживайтесь, Захар Фомич, веселее вместе. Ваших голубков знаю. Великолепные голуби! Турман у вас вот кувыркается лихо.